Кардонийская рулетка - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Панов cтр.№ 125

— Час назад «Дер Каттер» выходил на связь, мессер. Доминатор преодолел половину пути до Линегарта, но следов «Амуша» пока не обнаружено.

— Понятно… — Адиген побарабанил пальцами по подлокотнику кресла-коляски. — Понятно…

Они сидели в гостиной — в других помещениях продолжались работы — у журнального столика, на котором стояла бутылка густого красного и два бокала. Дер Даген Тур в инвалидном кресле, Бабарский — на краешке кожаного дивана. Под ногами — мохнатый ковер, в ворсе которого ноги утопают по щиколотку, на стенах — картины… За последние полтора часа комната преобразилась до неузнаваемости: новая люстра, торшер в углу, книжные полки, плотные гардины, закрывающие зарешеченное окно, — камера стала значительно уютнее и даже светлее, несмотря на спрятанное окно. Однако дер Даген Тур грустил.

И вовсе не потому, что оказался в заточении.

Услышав от Дагомаро, что «Амуш» не выходит на связь, Помпилио счел происходящее недоразумением, был уверен, что через час, максимум через два корабль обнаружится, но время шло, ИР продолжал молчать, и это обстоятельство заставляло адигена нервничать.

А больше всего раздражало то, что поиск «Амуша» вел только «Дер Каттер» — несмотря на выдвинутые обвинения, разыскивать ИР кардонийцы не спешили.

— Надеюсь, у вас все в порядке, мессер?

— Да, ИХ, все нормально, — стоически ответил Помпилио. — Страдает только чувство прекрасного: архитектурными изысками это заведение не отличается.

Поскольку единственное окно комнаты было плотно зашторено и видеть само здание дер Даген Тур никак не мог, замечание, по всей видимости, относилось к стенам без фресок и лишенным благородной лепнины потолкам. Бабарский поднял голову, прищурился, прикидывая объем работ, и предложил:

— Если прикажете, мессер, через два часа специалисты начнут приводить помещение в порядок.

— Не надо, ИХ, я потерплю, — вздохнул адиген. — Перед ужином Хасина сделает массаж и тем, надеюсь, слегка улучшит мне настроение. — Помпилио помолчал и с печалью закончил: — В заключении у меня разболелись раны.

— Я вас понимаю, как никто другой, мессер, — заверил адигена Бабарский. — Помните, как я ухитрился подцепить наследственный радикулит? В точно таком же месте, мессер: отвратительная архитектура и запертые двери.

— Правда?

— Истинная правда, мессер. Чтоб мне век прибыли не видеть.

— Весьма смелая клятва, — заметил Помпилио.

— Да, пожалуй, я погорячился, — вздохнул ИХ. И тут же осведомился: — О чем вы хотели поговорить?

— О преступниках, разумеется, — коротко рассмеялся дер Даген Тур. — Мы ведь в тюрьме.

— Да, мессер, о преступниках. — Бабарский потер виски. — Мы продолжаем следить за десятком подозреваемых: остальные по тем или иным причинам отпали. Все они ведут себя естественно, как добропорядочные граждане, и я боюсь, что нам придется ждать следующей акции.

— Не хотелось бы.

— Согласен, мессер.

— А если Огнедел понял, что находится под наблюдением, и преступлений больше не будет?

— Такую вероятность нельзя исключать, мессер, — честно ответил Бабарский.

— Тем не менее мы должны с ним встретиться, ИХ, — прищурился Помпилио. — Я обещал.

— Приложу все усилия, мессер.

— Налей вина.

— Да, мессер. — Бабарский неспешно наполнил два бокала.

— И расскажи, что еще интересного происходило на свободе.

* * *

— Ничего? — удивилась Этель. Несколько наигранно, но так требовали правила выбранной ею модели поведения.

— Ничего не нашли, — подтвердил Базза Дорофеев, глядя в черные глаза красавицы. — Сокровищница оказалась пуста.

— Вы шутите!

— Истинная правда, синьорина. Мессер был в совершеннейшей ярости.

— Представляю.

— Вам хорошо, вы только представляете, — притворно вздохнул Базза. — А мне пришлось пережить.

Они рассмеялись.

Оказавшись на борту «Амуша», Этель, скрывая дурное настроение, сказалась уставшей, невыспавшейся и заперлась в каюте. Баззу поведение звезды необычайно порадовало — ему было чем заняться, однако безмятежная жизнь капитана продлилась лишь до второго завтрака. Затем Кажани выбралась на волю, и с тех пор Дорофеев занимался тем, о чем мечтали все без исключения герметиконские ловеласы — развлекал очаровательную Этель. Сначала на мостике — певица изволила любоваться набегающими облаками и наблюдать за работой рулевого, а затем, после того как знаменитости наскучило затянутое тучами небо, — в кают-компании. Ланч с бутылочкой игристого и множество баек из цепарской жизни. Этель смеялась до слез, а улыбающийся Дорофеев мечтал о попутном урагане, что доставил бы их в Линегарт за пару-тройку минут.

— А что вы расскажете об этой ужасной лапе? — Этель указала на когтистый трофей, украшающий длинную стену кают-компании. — Как звали ее кошмарного обладателя?

— Хамокская пришпа, синьорина.

— Страшный зверь?

— Ужасный… — добродушно начал Дорофеев и умолк, различив в привычном гуле кузеля посторонний звук — громкий хлопок.

— Вы тоже слышали? — Музыкальный слух позволил Кажани не остаться в стороне от происходящего.

— Побудьте здесь! — Капитан вскочил на ноги. Он был достаточно опытен, чтобы понять, что на офицерской палубе прозвучал выстрел.

— Что?!

«В коридоре! Если бы стреляли в каюте или на мостике, звук был бы тише».

Дорофеев сунул руку за лапу, достал из тайника револьвер и повторил:

— Оставайтесь здесь!

Базза не был ни бамбадао, ни даже бамбальеро, но обращаться с оружием умел неплохо.

— Там стреляли, я должен проверить, что происходит.

— Кто стрелял? — прошептала побледневшая Кажани.

— Какая разница? — пожал плечами Дорофеев. — На борту запрещено стрелять без моего разрешения.

Он направил револьвер перед собой, резко распахнул дверь и шагнул за нее. Кают-компания находилась в самом конце гондолы, а потому Базза сразу же увидел весь ведущий к мостику коридор. Совершенно пустой коридор.

— Ганс! Майк!

Тишина. Ни старпом, ни рулевой не отзываются. Возможно, не слышат — дверь на мостик закрыта. А возможно, все дело в выстреле. Дорофеев, не опуская револьвер, направился вперед, попутно проверяя выходящие в коридор двери.

— Ганс!

Заперто. Заперто. Заперто.

— Майк!

Заперто. Заперто…

— Руки!

— Это же я, ипать-копошить! — Астролог испуганно уставился в черный глазок револьверного дула.

— Галилей!