Прости меня, любимая, но в тот момент животная аура первобытной жестокости поглотила меня с головой…»
Из личной переписки фельдмайора Адама Сантеро
27-й отдельный отряд алхимической поддержки
Приота, окрестности озера Пекасор, начало сентября
Сирваль, длиннющая горная гряда на Эрси, славилась обширными запасами различных металлов, густыми лесами и особой, очень странной травой. Необычность сирвальской травы-кленовки проявлялась по осени: ярко-зелёная, словно раскрашенная весёлым маляром, она в одночасье становилась красной, как кровь, превращая редкие безлесые вершины в алые башни, гордо возвышающиеся среди предзимнего зелёно-жёлтого буйства.
Именно кленовку вспомнил Крачин после боя, увидев залитую кровью траву вокруг Змеиного моста, но только – после. Потому что, если хочешь, чтобы это самое «после» наступило, не нужно отвлекаться во время драки.
– Не дайте им уйти!!
Маска глушит голос, получается рык, а не выкрик, но кирасиры опытны, слышат и кивками показывают, что поняли.
«Гаттасы» воют бешеными стерчами, но бьют только вперёд, вдоль моста, вдоль путей, по которым несётся колёсный «Клоро». Стрелять на такой скорости через фермы глупо – пули придут в железо, а менсалийцы, что видны сбоку, разбегаются, вот Крачин и рычит:
– Не дайте!
Но тут заканчивается мост. Резко заканчивается, был и сразу нет, и бронетяг сбрасывает скорость, чтобы ссыпались из кузова похожие на металлических големов кирасиры.
– В атаку!
А пулемёты продолжают завывать, теперь уже во все стороны, старательно добираясь до паникующих менсалийцев. Но до всех не добраться, вот и приходится бегать. Кирасиров готовят годами, тяжёлые благлитовые доспехи становятся родными, вес не чувствуется и на стремительности движений не сказывается.
– Быстро! Быстро!!
Пять человек налево, пять направо. «Клоро» дал вперёд, а кирасиры боевым веером разлетелись с насыпи. Залп из карабинов, крик, ещё один залп. Не прицельный, а чтобы сбить менсалийцев и выиграть время на прорыв. Через мгновение прилетает ответка – кто-то из менсалийцев решил отбиваться. К счастью, пуля не винтовочная – пистолетная. Кираса принимает свинец, а его энергия заставляет здоровенного Акселя шатнуться назад. На секунду. Затем он возвращает равновесие, отвечает выстрелом, заставившим врага нырнуть в укрытие, отбрасывает карабин и выхватывает палаш. Прямой и тяжёлый, не приспособленный к изящному фехтованию, зато страшный в ближнем, кровавом, когда в левой руке короткоствол, а клинок собирает главный урожай, то и дело бросая на кирасу капли красного.
Похожие на брызги посечённой кленовки.
Штык, приклад карабина – ерунда. Полк Акселя оставался верен палашам, с которыми их предки ходили в лихие кавалерийские атаки. Чернарский полк любил рубиться.
Пять кирасиров соскочили с насыпи налево, но эрсийцы наступали веером, и троим менсалийцам удалось создать преимущество: трое на двоих. Однако арифметика ничего не значит, когда на ошарашенных, едва успевших схватить оружие солдат несутся закованные в благлит здоровяки, лица которых скрыты бесстрастными масками. Здоровяки без лиц. Здоровяки с палашами.
Клинки которых куда длинней, чем кажется.
Взмах – брызги кленовки – вопль. Не рассчитавший расстояние менсалиец с ужасом смотрит на отсечённую кисть. Она сжимает пистолет на земле. Боль не пришла, не успела – второй взмах режет менсалийцу горло. Не рубит голову – не надо, – просто режет, и алый фонтан летит навстречу режущему.
Аксель уворачивается от потока кленовки и тут же стреляет. Патроны в «Пятнашке» нестандартные, алхимические, и «косая молния» взрывает следующему менсалийцу голову. Справа вопль, там работает палаш, напарник рубит последнего врага в капусту.
Вопль, а сразу за ним – тишина.
Умолкают «Гаттасы», нет выстрелов, нет воплей. Тишина. Змеиный мост наш.
Мы убили всех, кого хотели.
* * *
Ничего… Ничего… Пусто… Задёрнутые шторы…
Орнелла медленно идёт вдоль края вагона, заглядывая в окна с помощью укреплённого на конце телескопической палки зеркала. Впереди, шагах в шести ближе к паровозу, тащится Колдун с дробовиком в руках, чуть позади – верная Эбби Колотушка. А в зеркале… А в зеркале снова шторы. Плотная ткань скрывает третье подряд окно, и Григ начинает злиться.
– Дерьмо.
– Что? – Колотушка расслышала звук, даже несмотря на ветер. Не слово, а именно звук, и насторожилась.
– Шторы.
Оставался последний вагон. Первый, если считать от паровоза, но последний, потому что именно в нём, вне всяких сомнений, путешествует Махим. Вагоны второго класса проверены, оба предыдущих люкса проверены, в ресторане изучен каждый угол, каждый закуток.
Остался последний вагон.
И лёгкое напряжение сменилось спокойной уверенностью: теперь диверсанты знали, где будет бой, понимали, что их ждут, и неторопливо готовились к схватке. Спичка, Шиллер, Губерт и Ленивый заблокировали переход, отрезав первый люкс от остального поезда. Внутрь не совались, ждали сигнала, но и выпускать никого не планировали. А Орнелла, Эбби и Колдун отправились на крышу – разведать обстановку. Но зеркало пока не помогало, а врываться в вагон без подготовки Григ не собиралась.
– Пожалуйста, – шепчет Орнелла, перемещаясь к следующему окну. – Пожалуйста.
И была услышана.
Первым в зеркале является напряжённый, словно провод под током, Махим.
– Есть!
Рядом с экс-консулом стоит жена, её Григ видела на фотографиях, и Вельд, досье на которого она листала перед операцией – телохранитель крутой, но лишь по кардонийским меркам. Может доставить неприятности, но не способен помешать выполнению задачи.
– Проклятье! – Махим бледен, лицо Амалии искажено страхом, Вельд держит в руке пистолет, но видно, что ошарашен. А в следующий миг Орнелла разглядела причину беспокойства, и у неё вырывается протяжный стон: – Проклятье!
– Что? – вновь подала голос Колотушка. На этот раз она разобрала слово.
– Бамбадао!
Помпилио дер Даген Тур.
Его Григ узнала без труда – не раз видела фотографии в газетах и журналах, к тому же слышала, что лингиец живет в Унигарте. Узнала, несмотря на то, что лысый адиген нарядился в простенькую цапу, штаны с накладными карманами и высокие ботинки; узнала, но не поняла, что дер Даген Тур делает в поезде, и это обстоятельство заставило Орнеллу задуматься.
С одной стороны, присутствие адигена ничего не меняло – Махима нужно убить. Бой будет. Однако зачем дер Даген Тур здесь? Что заставило его рискнуть, пересечь линию фронта и тайно сесть в поезд? О чём высокородный адиген желает говорить с бывшим консулом? Григ никогда не считала себя заурядным боевиком – только разведчиком, и никогда не упускала возможность раздобыть информацию.