Последний свет Солнца - читать онлайн книгу. Автор: Гай Гэвриэл Кей cтр.№ 88

Отнять утраченный меч Вольгана у сингаэлей. В первом же его набеге. Это запомнят, об этом всегда будут помнить. Берн прикоснулся к молоту Ингавина, молоту отца на своей груди.

У того стихотворения, которое он процитировал отцу в реке, была еще одна строфа, они все ее знали, во всех землях эрлингов:

Скот умирает, и человек умирает

Каждый рожденный будто свеча в ночи догорает

Станет пеплом огонь и камнем остывшая лава

Никогда не умрет однажды добытая слава

Ладьи отвязывали друг от друга. Берн пошел помогать. Поднявшийся ветер дул с востока, в этом был какой-то смысл. Ветер Ингавина, уносящий в ночь ладьи с драконами на носу в летнем море.

Оглядываясь назад, Ядвина не могла точно вспомнить, получили ли они известие о смерти графа (она вечно путала его имя, ведь трудно запомнить такие давние события) и о гибели разбойников-эрлингов до или после того вечера, когда ее жизнь изменилась. Или же это случилось в ту самую ночь, хотя ей казалось, что это не так. Она считала, что это случилось после. Для нее это было плохое время, но она была почти уверена, что запомнила бы, если бы это произошло той самой ночью.

Неприятности начались за четырнадцать дней до того, как Эдин потерял руку. Несчастный случай, глупейшая случайность, он расчищал лесной участок вместе с отцом и пригнул ветку для Оски, чтобы тот срубил ее топором. Топор начисто отрезал кисть у запястья. Это погубило его жизнь, всякая надежда на благосостояние вытекла вместе с кровью. Рука на траве, пальцы согнуты, совершенно отдельная вещь. Ненужная вещь. Молодой парень, широкоплечий, светловолосый, выбранный ей в мужья и которого она сама выбрала (просто милость Джада!), превратился в калеку из-за секундной невнимательности.

Он выжил. Вызвали священника, который больше остальных разбирался в искусстве исцеления. Эдин несколько дней лежал в лихорадке, кисть руки перебинтовали, и его мать меняла повязку на рассвете и на закате. Оска не сидел у его постели и даже не остался дома. Он проводил эти дни за выпивкой, бранился, рыдал, проклинал бога и оскорблял всех, кто пытался его утешить. Какое утешение можно найти под небесами? У него выжил только один сын, и хозяйство нуждается в силе Эдина, так как его собственные силы слабеют.

Это бедствие. Жизни меняют течение, жизни кончаются в такие моменты. Священник благоразумно держался на расстоянии, пока Оска не допился до рвоты, впал в ступор и проснулся через сутки пепельно-бледный, с обожженным сердцем. Таким создал этот мир бог в своей непознаваемой мудрости, сказал священник жителям деревни в их маленькой церкви. Но жить в нем тяжело, признал он. Может быть, невыносимо тяжело.

Ядвина тоже так думала. Ее отец мрачно покачал головой, услышав эту новость. Он вежливо ждал, чтобы посмотреть, не умрет ли Эдин, что было бы удобно, потом отменил намеченную свадьбу. Что еще ему оставалось? Калека не годится в мужья. Он никогда не сможет как следует махать топором, ходить за плугом, чинить ограду в одиночку, убить волка или дикого пса. Не может даже тренироваться в стрельбе из лука в соответствии с новым приказом короля.

Для Эдина и его семьи это было настоящим горем и уроком всем остальным, как сказал священник, но не обязательно превращать их горе в свое. В их деревне найдутся здоровые парни или в соседних деревнях. Нужно выдавать дочерей замуж с пользой. Это вопрос выживания. Мир здесь, на севере, а возможно, и во всех других местах не собирается облегчать тебе жизнь.

В это самое время в один из дней кузнец Грин пришел к ним домой и попросил разрешения поговорить с отцом Ядвины. Бевин вышел с ним прогуляться, а когда вернулся, сказал, что принял предложение от ее имени.

Младший сын деревенского кузнеца не шел ни в какое сравнение с Эдином, сыном Оски. Ядвина выслушала это известие и — насколько помнила — уронила на пол кувшин. Возможно, она это сделала нарочно, она не могла вспомнить. Отец колотил ее по спине и плечам под одобрительные возгласы матери. Они только недавно купили этот кувшин.

Рауд, сын кузнеца, теперь помолвленный с ней, никогда даже не разговаривал с Ядвиной. По крайней мере, до того.

Несколько дней спустя, однако, ближе к сумеркам, когда она гнала домой корову с самого северного поля, Рауд вышел из-за кустов у тропинки. И остановился перед ней. Он пришел прямо из кузницы; его лицо и одежда были в саже.

— Мы поженимся после сбора урожая, — сказал он, ухмыляясь. У него были щеки в оспинах и длинные, худые голени.

— Не по моей воле, — ответила Ядвина, вскинув голову.

Он рассмеялся.

— Какая разница? Ты раздвинешь ноги по своей воле или нет.

— Эдин в два раза больше мужчина, чем ты! — сказала она. — И ты это знаешь.

Он опять рассмеялся.

— У него одна рука, у меня две. Он даже этого не сможет теперь сделать. — Он схватил ее. Она не успела увернуться, как он вцепился ей в волосы, сбросив платок, а второй рукой зажал ей рот с такой силой, что она не могла ни укусить его, ни закричать. От него пахло золой и дымом. Он быстро поднял руку и ударил ее в висок, так сильно, что мир вокруг зашатался и поплыл. Потом ударил еще раз.

Солнце заходило. Конец лета. Она это помнила. Никого не было на тропинке, до дома еще далеко идти от того места, где они находились. Она даже не видела крайних домов деревни.

— Я сейчас возьму то, что теперь мое, — сказал Рауд. — Сделаю тебе ребенка, и им придется заставлять меня на тебе жениться, правда? Какая разница? — Она лежала на земле у тропинки, под ним. Он сжал ее с двух боков ногами в сапогах и начал развязывать веревку на штанах, от спешки путаясь в узлах. Она набрала воздуху, чтобы крикнуть. Он пнул ее ногой под ребра.

Ядвина ахнула и расплакалась. Ей было больно дышать. Он стянул штаны вниз, на грязные сапоги. Встал на колени, потом лег сверху. Начал неуклюже дергать ее нижнюю одежду. Она ударила его, расцарапала ему лицо. Он выругался, потом рассмеялся и больно сжал ее внизу.

Затем все его тело дернулось в сторону, главным образом голова. Ядвина испугалась и растерялась, почувствовав что-то мокрое. Ей было больно и страшно. Потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что случилось. Она вся была в крови Рауда. Его ударили по шее сверху, сзади, топором. Она подняла глаза.

Удар топором нанесла одна рука.

Тело Рауда, с обнаженным, все еще восставшим членом, со штанами на лодыжках, лежало на боку рядом с ней в неглубокой канаве, куда Эдин его столкнул. Инстинктивно она отпрянула от него. Ядвина видела, что он уже мертв. Она испугалась, что ее сейчас стошнит. Приложила руку к виску, где болело больше всего, потом поднесла ее к лицу. Рука стала красной от крови Рауда.

Эдин, с лицом бледным, как у призрака, стоял над ней. Она попыталась сесть. Ей было так больно, словно у нее в боку застрял кинжал, словно что-то сломалось и сместилось внутри. Он немного отступил назад. Корова паслась у него за спиной, в траве по другую сторону от тропинки, щипала траву. Никаких других звуков. Птицы слетались к веткам деревьев в конце дня; поля и деревья, темно-зеленая трава; солнце почти село.