Повелитель императоров - читать онлайн книгу. Автор: Гай Гэвриэл Кей cтр.№ 89

Такое ощущение возникает, когда хлебнешь горячего вина с пряностями в таверне в сырой зимний день. Именно так подействовали на Тараса эти слова. Собрав все свое самообладание, он ответил:

— Я знаю, что выступил потрясающе. Но тебе пора было вернуться и помочь мне.

Скортий хохотнул и скривился от боли.

— Молодец, парень. Ты на пятой дорожке, а я — на второй? — Тарас кивнул. — Хорошо. Когда будешь у линии, тебе хватит места, чтобы пойти наперерез. Следи за мной, доверься Серватору, а мне предоставь разделаться с Кресензом. — Он улыбнулся слабой улыбкой, в которой не было ни капли веселья.

Тарас посмотрел на мускулистого первого возничего Зеленых, который наматывал на туловище поводья на шестой дорожке.

— Конечно. Это твоя работа, — согласился Тарас. — Смотри, не подведи.

Скортий снова ухмыльнулся, затем взял парадный серебряный шлем, который все еще держал в руках Тарас, и отдал стоящему рядом с ними служителю. Взамен он взял у него потрепанный гоночный шлем. Сам надел его на голову Тараса, словно мальчишка-конюх. Рев на трибунах стал еще более оглушительным. За ними наблюдали, конечно, каждое их движение изучали, как хироманты изучают внутренности животных или звезды.

Тарас боялся, что сейчас расплачется.

— С тобой все в порядке? — спросил он. Сквозь тунику Скортия проступала кровь.

— С нами со всеми все будет в порядке, — ответил Скортий. — Если меня не арестуют за то, что я собираюсь сделать с Кресензом.

Он подошел к Серватору, несколько секунд гладил коня по голове и шептал ему что-то на ухо. Затем повернулся и прошел по диагональной линии ко второй колеснице Синих, с которой уже слез Исант — на его лице отражалось такое же облегчение, какое только что испытал Тарас, — и где служители поспешно перепрягали коней в соответствии с хорошо известными предпочтениями Скортия.

Скортий не сразу вскочил на колесницу. Он остановился возле четверки коней, потрогал каждого из них, пошептал, почти прижимаясь губами к их головам. У них сменился возница, и им необходимо было это знать. Тарас, наблюдающий за ним, заметил, что он держался к жеребцам только правым боком и трогал их правой рукой, пряча от них кровь.

Тарас снова вскочил в свою колесницу. Снова начал наматывать на себя поводья. Стоящий рядом с Тарасом служитель отдал серебряный шлем другому конюху и поспешил ему на помощь, лицо его сияло от волнения. Кони вели себя беспокойно. Они видели своего привычного возницу, но сейчас он покинул их. Тарас взял в руку кнут. Вложил его пока в чехол рядом с собой. Сделал глубокий вдох.

— Слушайте, вы, тупые толстые клячи, — произнес он, обращаясь к самой прославленной гоночной упряжке в мире, тем мягким, успокаивающим тоном, которым всегда разговаривал с конями, — если вы на этот раз не будете бежать ради меня как следует, я сам отведу вас на живодерню, слышите?

Как здорово было это говорить! И чувствовать, что он может это сделать.

Последовавший за этим заезд помнили очень долго. Даже на фоне событий, случившихся в тот день и сразу же после него, первый послеполуденный забег второго дня гонок на Ипподроме в том году стал легендой. Посланник из Москава, который сопровождал великого князя и остался на всю зиму для ведения неспешных переговоров по поводу пошлин, присутствовал на Ипподроме и описал этот заезд в своем дневнике, и этой записи суждено было чудом уцелеть после трех пожаров в трех городах, между которыми прошло полторы сотни лет.

В тот день на Ипподроме находились люди, для которых гонки были важнее самых великих войн, смены власти и святой веры. Так бывает всегда. Подмастерье, десятки лет спустя, может вспомнить, что войну объявили в тот день, когда горничная наконец-то согласилась забраться с ним на сеновал. Рождение долгожданного здорового младенца родителям запоминается лучше, чем сообщение о вторжении вражеской армии или об освящении храма. Необходимость закончить жатву до морозов подавляет любую реакцию на смерть правителей. Расстройство желудка заставляет забыть о самых весомых декларациях патриархов церкви. Великие события эпохи представляются живущим в это время всего лишь декорациями для гораздо более важных событий их собственной жизни. Да и как может быть иначе?

Точно так же многие мужчины и женщины, присутствовавшие на Ипподроме (а также те, которые не присутствовали, но позже заявляли об этом), придерживались своего собственного представления о случившемся. Это могли быть совершенно различные вещи, различные моменты, так как у каждого из нас есть в душе свои струны, и на нас играют по-разному, как на музыкальных инструментах. Да и как может быть иначе?

Карулл, который прежде был трибуном Четвертого саврадийского легиона и очень ненадолго стал килиархом кавалерии Второго кализийского, совсем недавно получил новое назначение. Он так и не отправился на север по причинам, пока ему непонятным, а стал личным гвардейцем Верховного стратига Леонта и получал жалованье (довольно солидное) из личных денег стратига.

Поэтому он все еще находился в Городе и сидел вместе с женой в военном секторе Ипподрома, смирившись с тем, что его новое положение и ранг не позволяют ему теперь стоять или сидеть среди болельщиков Зеленых. Среди окружавших их военных ощущалось скрытое, но заметное напряжение, и оно не было связано с гонками. Им дали понять, что сегодня здесь будет сделано важное объявление. Нетрудно догадаться, каким оно будет. Леонт пока еще не появился в катизме, императора тоже не было после полудня, но до вечера еще далеко.

Карулл бросил взгляд на жену. Касия впервые пришла на Ипподром и явно чувствовала себя неуютно в толпе. Конечно, сектор для военных не отличался такой несдержанностью, как стоячие места для Зеленых, но он все же тревожился за нее. Ему хотелось, чтобы ей понравилось, чтобы она присутствовала в конце дня, когда наступит памятный момент. Сам он побывал здесь утром и во время полуденного перерыва зашел за ней домой: требовать от Касии провести на Ипподроме весь день было бы слишком. Несмотря на все его надежды, он понимал, что она пришла сюда только из снисхождения к нему и его страсти к гонкам колесниц.

Собственно говоря, просто чудо, что женщина на такое способна.

К военным, особенно к тем, которые служат стратигу, в Городе относились хорошо. У них были великолепные места, почти на уровне середины первого отрезка прямой и в самом низу. Большая часть толпы осталась позади и выше них, так что Касия могла сосредоточиться на лошадях и возницах внизу. Ему казалось, что это хорошо.

Находясь так близко и учитывая неровную линию старта, из-за чего внешние квадриги располагались на дорожках впереди, они сидели совсем рядом с последними тремя упряжками. Кресенз из команды Зеленых стартовал по шестой дорожке. Карулл указал на него жене и напомнил, что этот гонщик был среди гостей на их свадьбе, потом отпустил шуточку, когда первый возничий Зеленых ушел под трибуны перед самым началом заезда, оставив упряжку на попечение помощников. Касия слегка улыбнулась; один из офицеров рассмеялся.

Карулл изо всех сил старался сдерживаться, хотя был очень взволнован и очень счастлив, и не рассказывать своей жене обо всем происходящем. Она знала, что Скортий пропал. Это знали все в Сарантии. Однако он уже понял к этому моменту, что его голос успокаивает ее, как и его присутствие, поэтому все же кратко объяснил ей (так кратко, как только мог) тот обмен, в результате которого правого пристяжного в квадриге Кресенза обменяли на молодого возницу, который сейчас находился на пятой дорожке в серебряном шлеме Синих. О правых пристяжных он ей тоже рассказал. А это само собой повлекло рассказ о левых пристяжных, что, в свою очередь…