Повелитель императоров - читать онлайн книгу. Автор: Гай Гэвриэл Кей cтр.№ 148

Криспин уже отошел от него и рассеянно смотрел на плоские шершавые стены над скрипучими двустворчатыми дверями в противоположных концах помещения. Эта маленькая церковь была построена по самому старому из известных проектов: два входа, центральный алтарь под низким, плоским куполом, полукруглые ниши на востоке и на западе для уединенных молитв и размышлений, подставки для поминальных свечей у каждой из них. Каменный пол, каменные стены, никаких скамеек, никакого возвышения. Сейчас здесь не было даже алтаря и солнечного диска. Этой церкви, по крайней мере, четыреста лет, она построена в самом начале, когда в Родиасе разрешили поклоняться Джаду. Льющийся в нее свет был спокойным и мягким, он падал на камни подобно прохладным струям светлого вина.

Мартиниан, видя, что взгляд его коллеги перебегает от поверхности к поверхности, следит за падением солнечного света сквозь грязные разбитые окна наверху (окна можно вымыть, рамы заменить), начал и сам оглядываться по сторонам. А затем, через какое-то время, в тишине с нарастающим ощущением счастья он просто наблюдал, как Криспин поворачивается во все стороны.

В конце концов Криспин снова перевел взгляд с севера на юг, на полукруглую арку стен прямо над каждой из дверей. Мартиниан знал, что он видит картинки, которых еще нет на свете.

Он часто и сам их видел. Так обычно начинается работа.

— Я кое-что тут сделаю, — сказал Криспин.

* * *

Очень древняя церковь Варены, церковь Джада, не использовалась для проведения службы после того, как рядом построили более просторное святилище, примерно двести лет спустя. Комплекс еще дважды расширяли, пристроили спальный корпус, трапезную, кухню, пекарню, пивоварню и маленькую больницу с грядками лечебных трав за ней. Древняя церквушка какое-то время служила складом, а потом ее перестали использовать даже для этого, и она стояла запыленная, неухоженная, а зимой служила убежищем для грызунов и других зверьков с полей.

На ней лежала патина веков, ее окружала аура покоя даже в таком заброшенном состоянии, а камни были очень красивыми и безмятежно впитывали солнечный свет. Уже очень давно здесь не зажигали такого количества ламп, чтобы можно было судить, как будет выглядеть церковь после наступления темноты, при должном освещении.

Это было неожиданное место для двух панелей из мозаики, но отсутствие алтаря или диска могло служить оправданием абсолютно мирского характера новых мозаик, которые создавал один-единственный художник — редкий случай для такой работы.

Мозаичные панно, по одному над каждой из двустворчатых дверей, были скромных размеров.

«Только не бог и не Геладикос. Все остальное, что сочтешь нужным изобразить».

Он поверил этому обещанию. Ее отец научил ее держать слово. Некогда это место было священным, но с тех пор миновало много веков. Божья благодать все еще ощущалась в воздухе, в камнях, в косых лучах солнца утром и вечером. Но сейчас оно уже не было священным, так что даже если существует запрет на изображение человеческих фигур в подобных местах, для него сделают исключение благодаря этому обещанию.

Криспин верил в это, но сознавал, что ему уже следовало научиться ни во что не верить, что все сделанное человеком другой человек может уничтожить мечом, огнем или указом.

Но ведь он получил письменное обещание императрицы. А свет здесь — раньше этого даже не замечали — обещал еще кое-что. И поэтому так получилось, что он провел здесь целый год за работой, лето, осень, всю зиму, которая выдалась холодной. Он все делал сам, это входило в замысел его труда, так он задумал с самого начала, когда стоял с Мартинианом в тот день, когда вернулся домой. Все — убирал часовню, подметал, мыл, ползая на коленях, менял выбитые стекла в окнах, смывал копоть с уцелевших стекол. Готовил известь в печах во дворе, вытирал поверхность стен для того, чтобы наложить основу, даже сам сколотил для себя два помоста и лестницы при помощи молотка и гвоздей. Их не надо было делать высокими, и они могли стоять на одном месте. Он работал всего на двух стенах, не на куполе.

В большом святилище Мартиниан с рабочими и учениками переделывал купол. На консультациях с Сибардом Варенским и другими клириками здесь и в Родиасе решено было изобразить ландшафт: постепенный переход от лесов к полям, фермам, к уборке урожая… собственно говоря, то был путь народа антов. Ни фигур святых, ни фигур людей. Патриарх в Родиасе, в рамках сложных переговоров, все еще идущих между Сарантием и Вареной, согласился заново освятить храм, когда работа будет закончена.

Все же это место погребения Гилдриха, а его дочь — императрица Сарантия, и в эту Империю теперь входят Мирбор и большая часть северной Бассании по условиям мирного договора, который сейчас как раз обсуждается.

Здесь, в Варене, заброшенная старая церковь не вызвала никаких споров. Это было незначительное место. Можно даже сказать, что глупо что-либо там делать, ведь работу смогут увидеть очень немногие.

С этим все в порядке, думал Криспин. Он думал так весь год и ощущал в себе покой, какого давно уже не знал.

Однако сегодня покой его покинул. Он чувствовал себя чужим в конце долгого пребывания наедине с самим собой. Другие люди почти никогда не нарушали его одиночества. Мартиниан иногда заходил в конце дня и молча смотрел несколько секунд, но никогда ничего не говорил, а Криспин никогда ни о чем не спрашивал.

Это принадлежало только ему одному, он не должен был отчитываться ни перед одной живой душой. Не надо было получать одобрения заказчика, создавать произведения, равные блестящему архитектурному сооружению, понимать его и быть в гармонии с ним. Каким-то странным образом Криспина весь год не покидало ощущение, что он обращается к еще не родившимся, не живущим людям, к поколениям, которые когда-нибудь, может быть, войдут в эти двери и увидят эти две мозаики, сотни лет спустя или позже, посмотрят вверх и поймут… то, что смогут понять.

В Сарантии он принимал участие в чем-то колоссальном, в совместном проникновении в будущее, выходящем за рамки человеческих возможностей, — и всему этому суждено исчезнуть. Доказательство его участия к этому моменту уже, наверное, уничтожено.

Здесь его стремления были столь же честолюбивы (он это знал, и Мартиниан, который каждый раз смотрел и молчал, знал это), но они были совершенно, решительно, глубоко земными по масштабу.

Возможно, именно поэтому мозаики сохранятся надолго.

Он не знал этого наверняка. (Да и как может знать человек?) Но здесь, в этом мягком, добром свете Криспин целый год и даже дольше (снова лето, за стенами темно-зеленые листья, пчелы на полевых цветах и живых изгородях) выкладывал камешки и смальту, чтобы оставить что-нибудь после себя, когда умрет. Кай Криспин Варенский, сын Хория Криспина, каменщика, провел здесь, на господней земле, отмеренное ему время и немного разбирался в человеческой природе и в искусстве.

Поглощенный этим, он прожил год. И вот теперь больше делать было нечего. Он только что закончил последнюю вещь, которую никто никогда не делал в мозаике до него.