Он успел дать прицельную очередь, задел одного из наемников, вжался в пыльное каменное крошево, чуть отполз, укрываясь от плотного ответного огня, как вдруг заметил три крохотные точки в лазурных безоблачных небесах!
Наши…
Пилоты трех штурмовиков ясно видели цель, машины приближались, следуя боевым курсом, еще несколько секунд, и кустистые оранжево-черные разрывы взметнулись плотной стеной.
– Держись, Тыгын! Наши! – Глеб не удержался, открыл огонь по ищущим спасения наемникам.
Его выстрелы не остались без внимания, один из штурмовиков слегка изменил курс, неуловимо сманеврировал, но Глеб не опасался дружественного огня – в переданном сообщении он четко указал координаты своей позиции, и ошибиться пилоты не могли!
Две управляемые ракеты рванулись в сторону ущелья.
Одна нырнула в тоннель, вторая ударила точно в укрепление!
Сознание Глеба взорвалось вспышкой боли и погасло.
Глава 3
Время – неизвестно. Точка пространства – неизвестна
Сознание возвращалось медленно.
Он долго, натужно карабкался из бездны небытия к слабому неяркому источнику света.
Холод. Будто очнулся в могиле.
Лишь дрожь, гуляющая неконтролируемыми волнами ледяного озноба, позволяла чувствовать собственное тело.
Глеб боролся инстинктивно. Разум еще не вырвался из плена абсолютного беспамятства, он ловил крохи ощущений, медленно собирая кусочки собственного «я» – обрывки воспоминаний, чувств, мыслей.
Почему же так холодно?..
Он помнил: стоял полуденный зной, пыль скрипела на зубах, пот пропитал одежду под экипировкой, пороховая гарь перехватывала дыхание.
Может, наступила ночь? В горах после заката температура падает быстро, даже после погожих солнечных дней. В тени скал на больших высотах можно запросто замерзнуть насмерть.
Нет, не ощущалось ледяного дыхания ветра, да и стылое окружение затененных скал – он помнил – воспринималось иначе.
Холод шел изнутри, растекался по вялым мышцам потливой, несогревающей дрожью, мысли кружили хороводом, по кругу, от вопроса к вопросу, без надежды на ответ.
Внезапно в поле зрения появилась размытая, нечеткая тень.
Кожу вдруг стало покалывать, появился тошнотворный запах, отдаленно знакомый, связанный с какими-то событиями безвозвратно потерянного прошлого.
Медленно, нехотя темное пятно обретало контуры человеческой фигуры, склонившейся над ним.
Он не смог разглядеть черты лица и детали одежды, словно между ними находилась преграда.
Туман вдруг начал рассеиваться, режущий запах стал глуше, приобрел иные оттенки, взгляд немного прояснился, и вдруг вспышкой пришло воспоминание:
«Нас было двое!»
– Тыгын? – едва шевельнув губами, почти неслышно выдавил он.
Вопрос остался без ответа, зато удалось сфокусировать взгляд, уловить некоторые детали окружающего.
Холод медленно отступал. Перед глазами на какой-то выпуклой поверхности косым зигзагом лежал блик света.
– Тыгын…
Его опять не услышали или не захотели отвечать. Раздалось громкое протяжное шипение, затем чавкающий звук, который он узнал: его обычно издает уплотнитель, если открывается герметичная камера, долгое время пребывавшая в замкнутом состоянии.
«Где я?»
Хороший вопрос. Глеб сосредоточился, улавливая все новые ощущения.
Озноб еще гулял по телу, но вместе с тем чувствовалась легкость и связанное с ней характерное головокружение.
Низкая гравитация?
Серия мягких вкрадчивых толчков пробежала по его жесткому ложу.
Муть, мысленно охарактеризованная как «туман», окончательно растаяла, косой блик куда-то исчез, да и воздух теперь пах иначе.
Фигура человека склонилась над ним, в изголовье раздался писк, затем волна тепла пробежала по телу.
– Ну вот, Глеб Сергеевич, уже намного лучше, – голос был незнаком.
Перед прояснявшимся взором медленно детализировались предметы окружающей обстановки.
«Отсек космического корабля?»
Слабая гравитация, мягкие толчки, переходящие в едва заметную вибрацию, – ощущения, характерные для маневрирования корабля в открытом космосе, да и низкий свод отсека, закругляющиеся стены с выступающими ребрами жесткости не имели ничего общего с отделкой или архитектурой обычных зданий.
– Где я?..
– Не напрягайтесь, после криогенного сна усилия противопоказаны, – ответ уже не ошеломил, он лишь подтвердил промелькнувшую догадку. – Ваш организм весьма ослаблен. Последствия полученных ранений. Помните последние события?
Глеб внял предупреждению и ответил взглядом, движением век: да, помню.
Стремительно приближающийся штурмовик ВКС России. Ракета, выпущенная по укреплению в скалах. Всплеск пламени и… тьма.
– Вы потеряли много крови. У нас не было иного выхода, кроме применения интенсивной биорегенеративной терапии, которая, к сожалению, чрезмерно истощает организм. Затем, когда раны затянулись и ваше состояние стабилизировалось, пришлось воспользоваться криогенной камерой – ее система жизнеобеспечения позволила продолжить медленное, но неуклонное выздоровление. Мы, честно говоря, опасались за ваш рассудок, невозможно было прогнозировать, как скажется криогенный сон на процессах высшей нервной деятельности, ведь вы были контужены, получили серьезную черепно-мозговую травму.
Слова незнакомца казались Глебу нескончаемым мутным потоком, омывающим сознание. Он хотел получить внятные ответы на несколько вопросов и впасть в спасительное небытие, – внезапно вновь навалилась неодолимая слабость.
– Вам лучше поспасть.
– Тыгын?.. – он едва шевельнул губами.
– Извините, я не понимаю, о ком речь. Вы, Глеб Сергеевич, были моим единственным пациентом на протяжении последних семи месяцев. Повторю: вам нужно отдохнуть. На все вопросы вам ответят, но позже.
Незнакомец так и не представился, снова склонился к изголовью, что-то переключил, и сознание Глеба затуманилось.
Он сопротивлялся, осознанно, но недолго.
Последнее, на чем смог сфокусироваться взгляд, была поднятая каплевидная крышка криогенной камеры, по ободу которой шла надпись:
«Транспланетные перевозки. «Альфа».
Вязкая тьма подступила к горлу внезапным спазмом.
* * *
Во второй раз Глеб очнулся в полном одиночестве.
Большинство болезненных ощущений исчезло, он прислушался к собственному организму, но даже не смог определить, куда был ранен.
Семь месяцев. Криогенная камера. Глубокий космос. «Альфа»…