Законы прикладной эвтаназии - читать онлайн книгу. Автор: Тим Скоренко cтр.№ 53

«Мы отправим тебя в твоё время», – говорит он.

Майя лежит на диване, а на телеэкране поёт очередной сладкий мальчик, певец-однодневка. В её время подобного уже нет. Человек отходит на второй план перед мощью развлекательных технологий, в которых не задействованы людские ресурсы.

Самое смешное, что Майе нравится. Нет, не будущее. Ей нравятся эти мальчики-однодневки. Интересно, как они выглядят в жизни. Здесь, рядом с ней, возле камина.

Её мысли перескакивают на Морозова. Он слишком идеальный, слишком правильный. Грамотный, серьёзный врач, обеспеченный. Умеет работать головой и руками. Таких людей очень мало. И этот правильный, идеальный Морозов попался на её пути, именно он, русский, нашёл её в китайском бункере через шестьдесят пять лет после погружения в анабиоз. В этом есть что-то ненастоящее. Таких совпадений не бывает.

Дождь не усиливается и не ослабевает в течение трёх часов. Морозова сегодня не будет, он вернётся только завтра к вечеру. Майя неожиданно понимает, что ей не хватает мужчины. Такое бывает. Гречкин вызывал у неё не желание, а нечто вроде материнской нежности. Он был старше её на несколько лет, но оставался ребёнком – талантливым, весёлым и наивным. Она бы не «прокатила» его, как это называют мужчины (и думают, что женщины об этом не подозревают), закрутила бы с ним вполне серьёзный роман на год-полтора. Но не было чего-то важного, необходимого для того, чтобы влюбиться в Гречкина. Кто ещё был в её прошлом? Марк Певзнер? Он не нравился Майе как мужчина, не привлекал. Ник? Смешной конопатый Ник хорошо представлялся как друг, но не как любовник.

Она думает о них: «были». Думает: «казались». Думает: «чувствовали».

На самом деле они ещё не родились. Их не существует. Она старше каждого из них на шесть веков. Она рассыплется в прах и превратится в труху ещё до того, как они все родятся.

Майя начинает воображать свой идеал. Она никогда не задумывалась о том, какой мужчина ей нужен. У неё бывали парни, все они были развлечением. И она была развлечением для них. Сейчас ей нужен мужчина, который будет сильнее её. Потому что в 1945 году она была самой сильной. И в 2618 она была самой сильной. И в этом, 2010 году, она тоже кажется себе самой сильной. Морозов – это не мужчина. Это инструмент для изготовления анабиозиса.

Мужчина выше её – это важно. Ей надоело быть выше других. Она устала смотреть на мужчин сверху вниз. И он должен её вести. Потому что быть поводырём трудно, и Майя больше не хочет играть эту роль.

Майя, Майя, думай о будущем, которое наступит, только если за него драться. Только если по-прежнему быть сильной, по-прежнему вести мужчин за собой.

Майя не замечает, как проваливается в сон.

Морозов сидит на крутящемся стуле, забросив ноги на стол. Если бы в такой позе можно было принимать пациентов и просителей, его работоспособность увеличилась бы в несколько раз. Он прекрасно понимает героев вестернов, которые, кажется, никогда не спускают ноги со столешницы.

Это помещение сложно назвать «подвалом». Скорее, это лаборатория. Уютная, отапливаемая. Здесь достаточно места для работы и для отдыха. Посреди лаборатории – каменный постамент высотой около метра. Морозов сделал его в первую неделю работы над анабиозисом с помощью дяди Вовы, соседского алкаша, подрабатывавшего мелким ремонтом.

«Основание печи», – сказал Морозов.

Дяде Вове было безразлично, каким образом класть камни и кирпичи. Он не обратил внимание, что конструкция похожа скорее на основание для гроба из замка Дракулы. У него на уме было одно: Морозов заплатит, значит, хватит на выпивку, причём надолго.

Морозов тщательно замазал постамент цементом, выровнял боковые грани и верхнюю поверхность. Нижняя часть бетонного параллелепипеда прорезала пол, фундамент и уходила в землю.

Главное – это металл. Сколько времени может выдержать металл? Сто лет? Двести? Если поддерживать правильную влажность и давление – хоть тысячу. Но как это обеспечить? И Морозов думал. Он преследовал две цели: построить анабиозис и отправить Майю в её время. Он проникся этой идеей, он решал одну задачу за другой, и за каждой следовали всё новые и новые задачи.

Майя спускается сверху. Морозов убирает ноги со стола.

«Да ладно, Лёша, – улыбается Майя. – Про эту твою привычку я знаю».

Алексей Николаевич до сих пор удивляется тому, как легко она разговаривает на «ты» с человеком, который старше её на тридцать лет.

«Как успехи?»

«Работаю».

Слово «работаю» не отражает того, как на самом деле пашет Алексей Николаевич. Как он ищет материалы, как заказывает отдельные детали, как его сбережения тают день от дня, помощь от Волковского пока что невелика. Но ему не жалко, потому что он знает, ради чего работает.

Не все чертежи Иосимуры и его лабораторные записи пережили время. Часть из них Майя сумела перевести, что-то она просто помнила. Тому, что получается у Морозова, далеко до совершенного анабиозиса двадцать седьмого века, но и от японского стимпанка он далеко оторвался.

Максимально возможное количество грубых элементов – основание, некоторые части корпуса – Морозов делает из камня. Он заказывает детали у местного каменотёса по собственным чертежам. Он называет Майе названия минералов, но Майя не запоминает их. Мрамор – вот что остаётся в её памяти. Мрамор и гранит, как на кладбище.

На втором месте – пластик. Недорогие пластики совершеннее дорогих металлов, если дело касается сохранения во времени.

Ещё стекло. Многослойное, тяжёлое.

Японцы строили свой анабиозис из стали, потому что могли поддерживать микроклимат. А Морозов не уверен, что у него это получится, и он строит машину, которая выдержит и жару, и морозы, и даже наводнение.

«Зачем? – спрашивала Майя. – Если ты запатентуешь это устройство, даже менее основательное, тебе поверят. И через несколько лет в твоём распоряжении будут самые совершенные материалы…»

«Я так хочу», – отвечал Морозов.

Он и в самом деле так хотел. Более того, он мог объяснить своё желание.

Всегда оставалась опасность того, что ему не удастся продемонстрировать анабиозис широкой публике. Угроза, что его обманут, что украдут, что облапошат. Поэтому Морозов хотел обеспечить Майе второй путь. Если опыт с анабиозисом в подвале удастся, он запатентует устройство, причём на некоторые его узлы получит отдельные свидетельства, и ещё застолбит за собой авторство на состав анксиолитика. Он найдёт средства на вторую модель, которую будет строить после получения патентов.

Если всё получится, можно будет разбудить Майю ещё раз, чтобы переложить её в более совершенный анабиозис. Морозов понимает, что до этого момента может пройти десять-пятнадцать лет. Майя должна быть молодой.

Скажите мне, Алексей Николаевич, почему вы принимаете такое горячее участие в судьбе этой девушки? Что в ней такого, чего нет в других? Почему вы ратуете за неё больше, чем за себя самого?