— Тогда совсем непонятно, — снова удивилась я, — зачем мы вам понадобились.
— Вы мне понадобились из-за того, что собой представляете, — из-за правды. — Сенатор по-мальчишески улыбнулся. — Люди вам поверят. Ваши карьеры зависят от того, в скольких мертвецов сумеет потыкать палкой твой брат, сколько стихотворений напишет твоя подруга и сколько правдивых новостей откопаешь ты сама.
— А если наши репортажи выставят вас не в самом выгодном свете? — Баффи нахмурилась и чуть наклонила голову.
Вполне невинный жест, но я-то знала, что в ее серебристую левую сережку в форме звезды вмонтирована камера. И эта камера реагировала на движения головы. Баффи решила снять сенатора крупным планом.
— Если они выставят меня в невыгодном свете, думаю, мне не следует становиться президентом Соединенных Штатов Америки. Хотите откопать что-нибудь скандальное? Уверен, мои конкуренты уже проделали здесь значительную работу. Хотите освещать предвыборную кампанию? Пишите об увиденном и не волнуйтесь, понравится мне или нет. Мое мнение не имеет никакого значения.
Мы пялились на него и не знали, что ответить. Скорее уж сонет услышишь из уст зомби, чем такие слова из уст политика. Но тут Эмили принесла тарелки и принялась их расставлять. Как нельзя более вовремя: нужно собраться с мыслями. А то бурный выдался денек — я уже не просто удивлялась, а перешла в состояние легкого шока.
Миссис Райман села и взяла мужа за руку.
— Питер, прочтешь молитву?
— Конечно.
Мы с Шоном обменялись многозначительными взглядами, но, как и все остальные, взялись за руки. Сенатор опустил голову и закрыл глаза.
— Господь наш, благослови этот стол и всех, кто за ним собрался. Благодарим тебя за твои дары. За наше здоровье и здоровье наших семей, за компанию, за еду, за то будущее, которое ты нам уготовил. Благодарим тебя, Господи, за щедрость твою, за испытания, благодаря которым мы лучше тебя узнаем.
Мы с братом не закрывали глаза во время молитвы. Мы атеисты. Трудно оставаться верующим, когда зомби так и норовят нагрянуть прямиком в твою младшую школу. Большинство американцев, однако, снова обратилось к религии, руководствуясь неким невнятным принципом: мол, не повредит, если еще и бог на твоей стороне. Баффи, зажмурившись, кивала в такт словам Раймана. По ней не скажешь, но она очень набожная. Месонье ведь католики. Наша сочинительница привыкла читать молитвы на семейных встречах и по воскресеньям посещает службу (не виртуальную, а в настоящей церкви).
— Аминь, — закончил сенатор.
— Аминь, — повторили мы хором, но с разным чувством — каждый в меру своей уверенности.
— Угощайтесь, — улыбнулась Эмили. — Если что, имеется добавка, но я тоже хочу поесть, так что кому надо — накладывайте сами.
Нас ожидали рыбные тако, а сенатор получил от жены еще и поцелуй в щеку.
Шон, разумеется, не собирался за обедом молчать. Он, в отличие от меня, умеет общаться. Кто-то же должен из нас двоих.
— Мэм, вы будете сопровождать мужа во время кампании или присоединились временно? — необычайно вежливо поинтересовался брат (странно, хотя он всегда уважительно относился к женщинам, которые умеют готовить).
— Ни за какие деньги не заманите вы меня в этот балаган, — с усмешкой отозвалась миссис Райман. — Думаю, вы, ребята, спятили, раз туда суетесь. Сайт я ваш люблю, чертовски интересно его читать, но вы точно спятили.
— То есть «нет»? — уточнила я.
— М-м-м. Во-первых, нельзя тащить детей в такую поездку. Ни за что. Преподавателей приличных мы там не найдем. — Эмили улыбнулась мужу, а тот рассеянно похлопал ее по колену. — И к тому же им придется постоянно сталкиваться с политиками и журналистами. Впечатлительным подросткам ни к чему такая компания.
— Эк вы нас, — откликнулся Шон.
— Именно, — не смутилась Эмили. — И ранчо кто-то должен управлять.
— Да, — кивнула я. — Ведь ваша семья владеет ранчо и до сих пор разводит лошадей?
— Джорджия, ты же и сама знаешь ответ, — вмешался сенатор. — Семья Эмили владеет им с девятнадцатого века.
— И если ты думаешь, что страх перед зомби-паломино
[12]
заставит меня бросить ранчо, то не знаешь, что такое по-настоящему любить лошадей, — улыбнулась его жена. — Только не горячись. Я помню, у тебя твердые убеждения, касающиеся разведения крупных животных. Ты же активная сторонница закона Мейсона?
— Да, я сторонница его применения во всех сферах.
Фамилия Мейсон животноводам отлично знакома. Из-за этого мы с Шоном зачастую оказываемся в неловкой ситуации. До гибели Филипа никто и не подозревал, что переносчиками активного вируса становятся любые млекопитающие с массой тела более сорока фунтов. Или что Келлис-Амберли легко распространяется между представителями разных биологических видов. Мама застрелила единственного родного сына, а ведь тогда такое было внове и воспринималось как убийство, а не как акт милосердия. Кто угодно сломается. Так что, да, полагаю, меня можно назвать сторонницей закона Мейсона.
— На твоем месте, и я бы его поддерживала, — сказала Эмили; в ее голосе не слышалось обычного для защитников прав животных упрека; она говорила то, что думала — правду, а как ее воспринимать — уже мое дело. — Давайте-ка налетайте на еду, денек предстоит долгий, а за ним последует не менее долгий месяц.
— Ешьте, а то остынет, — поддержал жену сенатор и потянулся за коктейлем.
Мы с Шоном посмотрели друг на друга, почти синхронно пожали плечами и взялись за вилки.
Так или иначе, для нас кампания началась.
У моей сестры ретинальный КА. Филовирус размножается во внутриглазной жидкости. Есть какой-то научный термин, но я, чтобы позлить Джордж, обычно называю это «глазной слизью». Ее зрачки всегда максимально расширены. Синдром КА бывает в основном у девчонок, что не может не радовать — я ведь чертовски нелепо смотрюсь в темных очках. Глаза у сестры карие, но из-за зрачков кажутся черными.
Я уже и не помню Джордж без очков: диагноз ей поставили в пять лет. Когда нам исполнилось девять, родители наняли одну глупую няньку, непроходимо тупую — она сняла с сестры очки и со словами «они тебе не нужны» выкинула их во двор. Думала, мы этакие насквозь испорченные детишки из пригорода, испугаемся и не полезем их доставать. Видите теперь сами: мозгов у нее было не больше, чем у зомби.
Глупышка и глазом не успела моргнуть, как мы с Джордж уже ползали на улице в траве в поисках пропажи. И вдруг сестричка застыла, удивленно вытаращилась и говорит: «Шон?» А я в ответ: «Чего?» А она: «Во дворе кто-то есть». И я поворачиваюсь, а там, бац, зомби. Прямо там! Я его не заметил, потому что смеркалось, а она в темноте отлично видит. Так что полезно бывает, когда зрачки все время расширены. Да и в школе без анализа крови невозможно вычислить, накурилась или нет.