– А велик ли заклад был?
– Велик. – Дед заметно смутился и принялся с преувеличенным вниманием разглядывать дно опустевшей чарки. – Наша доля прибытка с представлений.
«Блин! Весь наш заработок! Точно: по пьянке его Никешка развел!»
– И ты согласился?
– Кхе! Ну так уж вышло…
– Но я же не мог купца переторговать!
– А переторговал!
– Да случайно же!
– Не, Михайла! – Слегка уже «поплывший» Никифор поводил перед лицом указательным пальцем. – Не знаю, как у тебя это выходит, но я за тобой с самого приезда смотрю. Давай, Корней Агеич, еще по одной?
– Давай, Никеша!
Выпили, закусили, Никифор продолжил с того места, на котором прервался:
– Я за тобой с самого приезда смотрю. Все у тебя вроде бы случайно, а только… Не, не бывает таких мальцов!
– Мне это уже говорили, – мрачно прокомментировал Мишка: злость на деда разбирала его не на шутку.
– Правильно говорили! – Никифор косел прямо на глазах, угорское на «старые дрожжи» шибало по мозгам, как дубиной. – Умный человек говорил! Э-э, а кто говорил?
– Волхва велесова.
– О как! Корней Агеич! Ну что у тебя за внук! С князьями не робеет, попов охмуряет, с волхвами водится, купцов вокруг пальца обводит! Ты кого вырастил?
«Пора линять! Никифор сам не знает, насколько прав – не бывает таких мальцов. Слава Богу, сейчас нажрется, может, забудет?»
– Пойду я, дядя Никифор.
– Нет, стой! У меня к тебе дело есть! Сейчас мы еще по чарочке, и поговорим!
– А может, сначала поговорим?
– Можно и сначала, но сперва выпьем!
«Да, джентльмены, такими темпами вы быстро до кондиции дойдете. А вам, сэр, лучше воздержаться, для вашего возраста, да без привычки, и пятнадцать градусов – выше крыши».
– Корней Агеич! Батюшка! Челом тебе бью и в ноги кланяюсь!
Никифор полез из-за стола, намереваясь подтвердить слова делом.
– Сиди уж! – милостиво разрешил дед. – Чего просить-то хочешь?
– Яви божескую милость, снизойди к нижайшей просьбе…
– Да чего тебе надо-то?
– Заставь век Бога за тебя молить, по гроб жизни…
– Никеша, ты чего, ополоумел?
– Снизойди к нам, сирым и убогим, и обрати взгляд благосклонный…
– Никифор!!!
– А?
– Чего просить-то хотел?
– А я не сказал?
– Кхе! Не то чтобы совсем ничего не сказал, но… как-то невнятно.
– Да? Тогда – еще по одной!
– Давай! – Дед с Никифором приняли еще по одной. – А теперь о деле поговорим, – напомнил Корней.
– Так уже поговорили же! – искренне изумился Никифор.
– Да? А я чего-то не понял. Может, еще раз начнешь?
– Сначала?
– Ага!
– Так продуться! Ой, мама моя! Так продуться!
– Это уже было! Дальше давай.
– Челом бью, батюшка, Корней…
– Это тоже было, дальше!
– Э-э… Все!
– Ага!.. Кхе… Понятно… Михайла, чего он хочет?
– Выпить.
– Ха! Ну внук у тебя, Корней…
– Это тоже было!
– Ну я не знаю! На тебя не угодишь… Я тебе битый час толкую… Михайла, ты-то хоть согласен?
– С чем?
– Да вы что? Сговорились, что ли?
– Это вы с дедом третий день «сговариваетесь». Ты уже всю выручку от представлений «сговорил».
– Ой, мама моя, так продуться!
– Кхе! По третьему кругу пошел. Вот, Михайла, гляди, что с человеком вино делает! Еще и бочку не допили, а уже… это… Ну, сам видишь. Знаешь, Андрюха, – дед повернулся к Немому, – он мне утром толковал, что ты вчера с нами не пил, а уходил куда-то. Совсем ничего не помнит! Эх, молодежь…
– Деда, пойду я.
– Ступай, внучок, незачем тебе на это непотребство глядеть. Иди погуляй, может, еще кого в переулочке зарежешь…
– Вспомнил!!! – возопил вдруг Никифор.
– Кхе! Эк тебя разбирает! Чего вспомнил-то?
– Возьми моего Петьку в воинское учение!
– Чего?
– Челом бью и в ноги…
– Молчать!
– Сирых и убогих, батюшка…
– Молчать, я сказал! Михайла, понял, чего он хочет?
– Петьку к нам в воинское учение отдать.
– А зачем?
– Не сказал.
– А сам как думаешь?
– Так третий же день квасит, он сейчас еще и не такое расскажет!
– Верно! Что у трезвого – на уме, то у пьяного – на языке. На третий день даже он правду сказать может.
– Ох и мудр ты, Корней Агеич, – встрял заплетающимся языком Никифор, – а внуку тебя… Ты кого ему зарезать велел? Если вам все равно кого, то я подсказать могу, есть тут один, ну такая сволочь! Или тебе обязательно по трое надо? Тогда еще и соседа его, который справа… или слева? А-а, давай обоих, как раз трое и получится!
– Может, тебе весь Туров вырезать? – кровожадно осведомился дед.
– Не, – Никифор протестующе замахал обеими руками, – весь не надо. Особенно… это… Тут недалеко такая вдовушка живет… Вот ее – ни в коем разе… Ха! Корней Агеич! – Никифор, что-то вспомнив, шлепнул себя ладонью по лубу. – А чего это мы все дома сидим? Пойдем, я тебя в такое место сведу, век не забудешь! Вот только вы– пьем, Петьку в Ратное отправим и пойдем!
– Так! Андрюха, если дело до вдовушек дошло… Андрюха! Слышишь меня? Андрюха! Спит, едрена-матрена… Ну что за времена настали, за чаркой посидеть не с кем. Куда все катится?
Дед горестно вздохнул и, подперев щеку кулаком, устремил полный скорби взгляд куда-то в пространство.
– Деда, пойду я.
– Иди, внучок, чего тебе здесь сидеть? Расспроси там, чего Никифор про Петьку толковал? Может, Петруха сам знает? И это… Чего ж я хотел-то? А! Смотри и правда не зарежь кого-нибудь, третий день ведь пьем.
У дверей горницы маялся Петр.
– Ну что? Согласились?
– Ты о чем?
– А что, отец так ничего и не сказал?
– Да сказал-то он много чего, только они же уже третий день гуляют. Сам понимаешь…
Петька помрачнел и повернулся уходить.