– Ну тогда я домой пойду, – сказал Ярош, но, прежде чем уйти вновь спросил: – И всё же не понимаю я, Сновид: как же земля наша чужака позвала и приняла? Как такое быть может? Как такое боги наши: Ярила, Похвист, Лада, – как они такое дозволили?
– А они, может, и не дозволяли, да что с того? Земля, Ярош, она древней богов и сильней. И боги наши сами на ней живут, потому что с пращурами нашими на землю эту пришли. А до того тут другие боги жили – и другие племена им кланялись.
– Получается, теперь на земле нашей Христос будет жить? – огорчился Ярош. – А как же мы тогда?
– Я – от старых богов, – спокойно и уверенно произнес жрец. – Сила моя – от них. И силы этой на мой век хватит. А ты – молодой. Тебе о будущем думать надо, детей поднимать. Может, и тебе придется оберег с висящим на древе надеть и от богов наших, родовых, отречься.
– Никогда! – отрезал Ярош. – Лучше я сам себе жилы вскрою, чем от веры пращуров отрекусь!
– Иди домой, Ярош, – сказал Сновид. – Иди да поторопись. Не то опять гостей кто-то по неразумию обидеть захочет. И тогда тебе и жилы отворять не придется. Другие отворят…
Глава шестая. Княжеский дар (продолжение)
Старшие расположились в доме старосты. Или вождя – Духарев не очень понимал статус местного лидера. Дружина – снаружи. На горке под сенью двух грубо вытесанных идолищ.
«На дрова», – решил их судьбу Духарев.
Но от немедленных действий воздержался. Куда торопиться?
Главное селение его новых подданных выглядело так себе. Возделанных земель минимум – лес подступал к самому краю поселка. С одной стороны. А с другой – пойменные луга. Весной тут небось уже не материк, а остров. Хотя место красивое. Вид с берега – глаз радуется. В том числе и глаз воина – просматривается все просто замечательно.
А избёнки – никакие. Халупы. Судя по их размеру и количеству, народу сотни две проживает. И ограда вокруг селения – чистая формальность. Не от врагов, а от зверья дикого. Или чтоб дети и свиньи не разбегались. У Сергея Ивановича, которому были более привычны степные укрепленные городки с двойным частоколом и дозорными башнями, от вида этого кривого тына тут же проклюнулось беспокойство. На подсознательном уровне, потому что умом он понимал: не набежит никто на эту кургузую деревеньку. А если и набежит, то лес – рядышком. Люди удерут, скот какой ни на есть тоже угонят, а остальное и спасать не надо. Взять на деревеньке – нечего. Горшки глиняные да солома в амбарах…
Однако первое, жалкое, впечатление прошло, когда Духарев, вслед за Добрыней, вошел в дом.
Внутри изба смотрелась куда основательней, чем снаружи. И – небедно. Шкуры на стенах, посуда не только глиняная, но и медная. И оружие имелось: два охотничьих лука без тетив, копья-рогатины. Даже боевая секира наличествовала.
В доме суетились бабы. Сдвигали лавки, накрывали на стол, переливали мед из корчаги в кувшины…
Мужиков – ни одного. Только малолетние пацанчики.
– Люди где? – спросил Добрыня, опростав поднесенную чашу.
– В лесу промышляют, боярин, – ответила дебелая тетка лет под пятьдесят. Надо полагать, главная по избе.
– Что так? – недовольно проворчал Добрыня. – Велел же, чтоб ждали.
– Так и ждем, – спокойно ответила тетка. – Дичинка свежая будет на угощение, рыбка…
– Пойдем-ка на воздух, воевода, – сказал Духарев Добрыне. – Хочу еще разок оглядеться.
– Наглядишься еще, – отозвался Добрыня. – Все твое же.
Но из избы вышел.
А в селище как раз заезжали посланные за поросятами. С добычей, естественно.
– Илья где? – опередив Духарева, спросил Равдаг.
– За свинкой погнался, – ответил один из воев, Фроди, старший сын киевского нурмана Хриси, взятый в отроки год назад, белокурый и синеглазый красавец, обещавший вскоре выйти в отменные вои.
– А вы – что же?
– А мы – нет, – ухмыльнулся Фроди. – Чаю: со свинкой-то он и один управится. Вот, кабы девка, тогда б я в охотку пособил!
Фроси хорохорился. Но – имел право. Они с Ильей с недавнего времени друзья – не разлей вода. После того как Илья нахального нурманчика малость поучил уважению, как следует изваляв в пыли.
Равдаг вопросительно взглянул на Духарева: может, послать кого? Но Сергей Иванович отрицательно покачал головой.
– Что скажешь? – спросил Добрыня. – Годное место для города?
– Леса на частокол хватит, – ответил Духарев. – Людей маловато.
– Найдешь?
– Найду. Тут, чай, не Дикое Поле. Мирных смердов посажу на землю. Здешних тоже не обижу. Вот там пристань поставлю… – Сергей Иванович задумался: – …Нет, лучше дно углублю. А на том холме, где идол торчит, церковь поставлю.
– Не боишься, что местные за бога своего обидятся? – спросил Добрыня.
Сергей Иванович усмехнулся.
– Да пусть бы и обижались. Но не будут. Это не их божок. Так, для гостей проезжих.
– Почему так думаешь? – заинтересовался Добрыня.
– А ты поезжай да посмотри, что ему принесли. Всё старое да ненужное. А их боги – лесные. В лесу и спрятаны. Но я их найду. Попозже. Когда укреплюсь немного.
– А сумеешь? – усомнился полянин Добрыня. – Лесовики свое прятать умеют. И ведают о том лишь немногие.
– Вот немногие покажут, – пообещал Духарев. – Уж я того, ведающего, как-нибудь признаю.
Добрыня, отвернувшись, украдкой перекрестился.
Сергея Ивановича это позабавило. В отличие от многих, Добрыня принял Христа истово, но от старых суеверий не избавился. У Духарева же, несмотря на его давнее христианское вероисповедание, была репутация ведуна. А ведунов, колдунов и прочих им подобных епископ византийский клеймил в каждой проповеди. И, напрочь забыв о христианской кротости, призывал бить бесовских отродий беспощадно… И тем еще более усугублял суеверный страх паствы.
Духарев не стал объяснять дяде великого князя, что для распознавания местных жрецов никакого ведовства не требуется. Одежка, лик и специфический набор «украшений» выдают их так же легко, как борода, ряса и нагрудный крест – христианского священника. А если кому-то из языческих пастырей вдруг взбредет в голову замаскироваться (что маловероятно), то его все равно выдаст особая речь и еще вернее – отношение к нему местных язычников.
Добрыня не рискнул уточнять, каким именно образом Духарев намерен получить от жрецов нужную информацию. Другое спросил:
– А что с капищем сделаешь? Сожжешь? – спросил он.
Духарев покачал головой.
– А смысл? Одно сожгу – два новых построят. Деревьев в лесу хватит. А то и вовсе сбегут, а мне люди нужны. Я им силу покажу. Свою и Бога нашего. Церковь построю, священника поставлю такого, что по-нашему говорит и опыт обращения имеет. Есть у меня такой на примете. И покрестятся мои смерды сами, без крови и принуждения.