Поводырь - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Дай cтр.№ 11

– Правильно сказал. Так оно и есть.

– Так уже лет пять, как все это поняли. Ваше превосходительство, – вспомнил и смутился богатырь. – Ить девятая осень только вот была, а из зерен Дорофейкиных и правда поболе урожай уже выходит. Уже и до ста двадцати пудов с десятины получается, коли с другим семенем не мешать…

Полцарства за таблицу соотношений. Пуд – это шестнадцать килограммов. А десятина – это сколько? В мое время урожаем в 35–40 центнеров с гектара никого не напугать было. Сто двадцать пудов – это 19,2 центнера. Если десятина – десятая часть гектара, то гигантский у них выход. А если больше? У кого бы спросить? Где бы прочитать?

– Вы присаживайтесь, Астафий Степанович, – махнул я рукой. И на крепкий, туземного незамысловатого производства стул, и на свои мысли о мерах и весах. – Повариха здесь отменная. Рекомендую.

– Благодарствую, – склонил голову польщенный величанием по отчеству сотник, вновь смутился и поспешил добавить: – Ваше превосходительство.

– Давайте уж без чинов, раз за одним столом сидим. Герман Густавович я… Потом, на людях, церемонии разводить будем… А что касается смотрителя местного, так селекция – это, конечно, замечательно. И полезно. Только надо бы по науке все. Агроном знающий нужен. Чтоб не только зерна и колосья отбирать, а и как какие земли обрабатывать, что лучше сеять, выяснил. Губерния наша велика. Где-то одна земля, в другом месте – другая. А кое-где и ковырять землю, быть может, не стоит – не для того подходит. Знаком вам такой человек в наших землях?

Эх, как было бы славно вот так вот, походя, решить извечный сельскохозяйственный вопрос. Уж кусок земли для опытов с посевами и удобрениями я бы им легко подыскал. И финансирования ведь тут особенного не нужно. Вот и Гера подсказывал – провели бы изыскания по крестьянской комиссии при губернском правлении. Думаю, и внедрить на местах нашли бы как. Да тех же казаков в их поселениях припрягли бы. Потом сарафанное радио лучше всякой рекламы по региону весть бы разнесло. Одним, ну парой выстрелов такой пласт проблем перевернули бы – о-го-го! На обильных урожаях рождаемость бы повысилась. Цены на хлеб уравновесились. Глядишь, и на экспорт что-нибудь пошло. А больше денег у землевладельцев – выше их покупательская способность. Есть спрос – появилось бы и предложение. Сначала купчины из России товары бы везли, потом я бы им подсказал, что и сами с усами: тут можно все производить. Первое время – протекцию для туземных фабрикантов…

– Экак! – крякнул казак. – Нету такого. Я бы знал. Тут немца выписывать потребно…

И покраснел. Так часто бывает у тех людей, слова которых быстрее разума. Вот брякнул, подумать не успев. Потом только дошло, что с немцем за одним столом и сидит. Самое интересное – как теперь выкручиваться?

– Не стесняйтесь, бога ради, – грустно улыбнулся я. – Прапрадед мой к Екатерине Великой на службу вызван был – вот он точно немец. Да и то женат был на русской… А я уж только по фамилии. Да и не выбирают люди, кем родиться. Господь распределяет…

Безсонов оглянулся в поисках иконы, нашел маленький темный лик за крошечной искоркой лампадки в углу и размашисто перекрестился. Я присоединился бы к нему, если бы не играл роли лютеранина.

– Истинно так, ваше… Герман Густавович. Господним промыслом и живем.

Гера недовольно пробурчал из резервации для оккупированных душ: «Мое тело захватил православный ангел. Предки в гробах плачут обо мне». Мои предки много о чем плачут, поверь, насмотрелся. А твои пусть привыкают.

– Вот и хорошо. Вот и ладно… А немца-агронома, думается мне, нам не надо. Своего нужно искать, русского. Откуда немцу ведома наша земля? Начнет все по-своему, по-европейски в наших дебрях корежить – так только хуже выйдет. Да и как наш Дорофеюшка германца понимать станет, если я, своей волей, его в помощники на опытную станцию определю? Языкам парень не обучен… пока.

– Да уж где ему, – прогудел в бороду богатырь. – Не по его барышам в училищах обучаться.

– Решаемо это. Для его светлой головы изыщем средства. Я о другом хотел с вами поговорить…

Где-то вдоль тракта бродили варнаки караваевские, а я опять не смог обсудить это с казачьим сотником. В дверь коротко постучали, и Матрена, пропуском и разрешением, внесла парящие тарелки со снедью для нового постояльца. И в сравнении с форменной глыбой сибирского Шварценеггера показалась повариха этакой девочкой-подростком. Миниатюрной и шустрой.

– Чё-то там возница ваш, батюшка генерал, топчеццо, – всплеснула она руками, когда чашки встали на крепкую столешницу. – Дорофейка привел болезного, а тот войтить опасаецца…

– Скажи ему, пусть заходит, – досадуя на забывчивость, разрешил я. – И тряпок чистых принеси. Бинтов и ваты.

– Прости, батюшка генерал, – явно огорчилась толстушка. – Темные мы, тканей заморских сроду не видали. Ни бинтового отреза, ни ваты господской нетути у нас…

Едва сдержался, чтоб не заржать во всю силу молодых легких. Вздохнул глубоко только и уточнил:

– Тряпки неси. Рану извозчику замотать.

– А и счас, это мы мигом, – обрадовалась благополучному разрешению дела Матрена. И умчалась. Представляете бегемошку с моторчиком? Вот так и ускакала, даже занавеси колыхнулись.

Через минуту, держась за бок, в широченную низкую дверь протиснулся Евграф. И остановился на пороге с видом покорным и виноватым.

– Простите, ваше генеральское превосходительство, ума я невеликого. Ково хошь спросите, всякий скажет: Евграфка Кухтерин не умнее сивой кобылы…

– Чего это он, Герман Густавович? – удивился сотник.

– Не знаю. Раньше-то он меня все барином величал…

– Прознал, поди, о чинах ваших высоких, господин губернатор. Да испужался гнева вашего праведного, – догадался Безсонов.

И видно, верно догадался – Евграф закивал, как китайский болванчик, а потом и вовсе на колени брякнулся.

– Да встань ты. – На колени передо мной еще ни разу в обеих жизнях не падали. Может, прежние цари как-то иначе воспитаны были? Мне вот от вида униженного человека самому стыдно стало. – Встань и пообещай, что никогда ни перед кем больше не встанешь на колени. И детям тоже завещай!

– Завещаю, батюшка, ваше превосходительство. Как есть завещаю! Только прости голову мою дурную. – Хитрец наверняка уже понял, что ничто ему не грозит, но все-таки не торопился подыматься. Пришлось вставать из-за стола, идти и помогать. По пути успел заметить вытаращенные от удивления глаза казачьего сотника и едва сдержал смех. Если после этого моего демарша по губернии не поползут слухи обо мне как о благодетеле народном, то я – угол дома!

– Я тебя, хитрован, не затем позвал, чтоб голову рубить, – хмыкнул я, усаживая Кухтерина на табурет. – Снимай одежду. Буду рану твою смотреть.

– Lassen Sie mich, mein junger Herr. Daß Sie ihre Hände nicht schmutzig machen [8] , – угрюмо прокашлял Гинтар, поднимаясь с лежанки. Легко могу себе представить, как именно врачевал бы старый слуга, разбуженный воплями извозчика.