— Водите сюда своих дам? Тут хорошо, мало народу
бывает. Безопасно.
Он рассмеялся.
— Я счастлив, что вы записали себя в мои дамы.
— Боже упаси!
Да, с ним надо осторожнее.
В зале громко пела канарейка. И не было ни души.
— Олеся, вы не за рулем, вина выпьете? Кстати, у вас
что-то с машиной?
— Нет, просто я пошла пешком на рынок, а тут позвонила
мама, пришлось схватить такси…
— Олеся, это правда, что вы выходите за Миклашевича?
— Решили взять быка за рога?
— Нет, я просто хочу, чтобы они у него выросли.
— Вы чересчур прямолинейны.
— А прямая это всегда самый короткий путь к цели.
Я только головой покачала, а он смотрел на меня так, что мне
тоже захотелось немедленно наставить Миклашевичу рога, тем более, я абсолютно
не была уверена, что он не нашел себе в Карловых Варах дамочку для временных
утех…
У меня вдруг как-то пьяно и счастливо закружилась голова,
хотя я не выпила еще ни глотка. Я чувствовала себя так, как нечасто бывало в
жизни… И это относилось не только к Аполлонычу, глядевшему на меня с
откровенным вожделением, нет, мне сейчас было почти наплевать на него, я сейчас
любила себя, я гордилась собой. Я, закомплексованная, затюканная матерью,
жизнью, Миклашевичем, сумела сбросить с себя все это, я нашла стезю, я добилась
успеха, но главное, я стала другим человеком, другой женщиной!
— Олеся, вы где сейчас? — вкрадчиво осведомился
барон Розен.
— Матвей Аполлонович, а как принято обращаться к
баронам? Граф — ваше сиятельство, князь — ваша светлость, а барон?
Понятия не имею! — рассмеялся он. — Мне мое
баронство как-то до фени! Зовите меня просто Матвей.
— А как вас звали родители?
— Отец Матюхой, а мама — Мотей.
— А как звали вашего отца?
— Полик. Смешно, да?
— Да.
— А кстати, я теперь знаю все про ваши дурацкие наития.
Мне рассказала ваша очаровательная подруга.
— Вот трепло! Разрушила такую красивую легенду!
— Я не знаю, что там с вашим наитием, но вы для меня
стали наваждением.
— Благодаря так называемому наитию?
— Не исключено, но факт остается фактом.
— А знаете, я в своей новой книге пишу о точно такой
истории. Я многое беру из жизни, как Джамбул, что вижу, то и пою. Вы знаете,
кто такой Джамбул?
— Вы забыли, сколько мне лет? Конечно, знаю. Даже помню
его портрет в «Родной речи». Я ему пририсовал рога…
— Послушайте, что за страсть к рогам? А вы сами не
рогаты, случайно?
— Полагаю, что нет.
Я поняла, что он, вероятно, не пережил бы Арининой измены, а
сам готов ей изменять на каждом шагу. Впрочем, чему удивляться, все мужики
таковы.
— Я знаю, о чем вы сейчас подумали, — засмеялся
он.
— Держу пари, вы ошибаетесь.
— Пари держать не будем, вы же все равно не
признаетесь. Но это только треп. А я должен, просто обязан сказать… Я потерял
голову.
— И я должна помочь вам ее найти?
— Просто обязаны! Вы так круто меня заинтриговали…
— Но вы же теперь знаете происхождение интриги.
— А это уже не важно! И потом, Олеся, если бы не
досадные случайности, у нас уже дважды была возможность…
— Досадные случайности это ваша жена и мой будущий муж?
— Олеся, зачем так конкретизировать все? Досадная
случайность есть досадная случайность.
— Знаете, барон, я баба довольно суеверная, и помню,
что Бог любит троицу. Обязательно возникнет третья досадная случайность. Так
что не судьба…
— Ерунда! Если возникнет третья, то уж потом… И совсем
не обязательно, что она возникнет… Черт знает что получается. Я уж понял —
досадная случайность это вы сами.
— То есть?
— С вами не нужно пускаться в разговоры, с вами надо
действовать.
— Возможно, но тут и происходят досадные случайности. И
вообще, барон, я терпеть не могу иметь дело с женатыми мужчинами. Это
обременительно для совести, неудобно и даже унизительно.
Я вдруг разозлилась, устала, в меня закрался какой-то страх,
так со мной бывает, и этот страх никак не относился к барону.
— Извините, мне нужно позвонить сыну.
— Ради бога!
Я набрала Гошкин номер.
— Гош, у вас все в порядке?
— Да, мамуль, все клево! Вчера бабушка звонила.
— Я знаю.
— А сегодня дядя Митя звонил.
— Зачем?
— Ну, спрашивал, как дела и все такое… жаловался, что
ему там скучно… А что у тебя, мам?
— Все нормально, сын. Ну ладно, пока!
— Что с вами, Олеся? Вы отчего-то вдруг встревожились?
— Да, сама не знаю, почему.
* * *
Я сидела на диване спиной к окну и вдруг заметила, что у
него изменилось лицо. На нем отразился искренний восторг и даже умиление.
— Олеся! Гляньте, какая собака!
Я обернулась. На другой стороне Вспольного переулка стоял
мужчина с невероятной собакой. Она была огромная и фантастически красивая. Серебристая
пушистая шкура и черная, тяжелая, но на редкость добродушная морда.
— Ох, а что это за порода? — воскликнула я.
— Понятия не имею! Но глаз не оторвать! Вы любите
собак, Олеся?
— Очень. А эту так и хочется обнять…
И вдруг у меня замерло сердце. К мужчине с собакой подошла
женщина, погладила пса, чмокнула мужчину… Это была Юлька! У меня не возникло ни
секунды сомнения. Она опять в Москве. Меня заколотило.
— Олеся, что случилось, вы так побледнели?
— Матвей, это моя родная сестра…
— Почему вы говорите об этом так, словно увидели
призрак?
— Собственно, вы не так уж далеки от истины.
И в этот момент в ресторане появилась Юлька с кавалером.
Куда они девали собаку, хотела бы я знать?
— Олеся? Ты?
— А что ты так удивляешься? Москва мой родной город…
— Ты выследила меня? Я еще тогда поняла, что совершила
ошибку, позвав тебя сюда…
— Юля! — одернул ее мужчина. — Это твоя
сестра?
— Идем отсюда, я не хочу, чтобы меня выслеживали…