— Я поговорила с самцом, но он боится их есть. Говорит — ядовитые.
— С чего он взял?
— Я спросила то же самое. Он ответил, что так ему сказал его творец.
— Значит, рыжий показывался ему?
— Нет, он слышал только голос, но поверил. А эти зверюшки, видимо, если во что-то поверят, то ничем из головы не выбьешь.
— Попробуй поговорить с самкой — самки всегда предприимчивее и сообразительнее, — посоветовал Маг.
Талеста снова скользнула в траву. Вскоре он увидел, как самка, похожая лицом на Нерею, но с пышными формами Императрицы, протягивает руку к ветке древа. Она сорвала плод, откусила и, слегка поморщившись, проглотила. Когда она протянула надкусанный плод самцу, выражение ее лица выглядело уже не таким животно-бессмысленным.
Рядом с Магом, наблюдавшим за происходившими в животных переменами, зашевелилась Талеста.
— Ты прав, она оказалась смелее, — сказала веревка, забираясь к нему на пояс и присоединяясь к наблюдению.
— Как быстро действует! — восхищенно сказал он. — Никогда не видел, как в живое существо проникает божественная искра. Там, в промежуточных мирах, у творений другая суть.
— Что же теперь будет? — Талеста решила наконец забеспокоиться.
— Пошумят сначала, — предположил Маг. — Дознаются в хрониках Акаши, кто это сделал, мне и рыжему дадут по шее, зверюшек выселят из сада в плотные миры, чтобы исправить дело, затем начнут изучать короткую форму сознательной жизни. Затем эти зверюшки — или они уже не зверюшки? — перейдут в небытие, потому что плотная форма жизни нестабильна. Но как может перейти в небытие божественная искра?
Он глубоко задумался, видимо озадаченный собственным вопросом.
— Что с тобой? — затормошила его Талеста.
Маг откликнулся не сразу.
— Я, кажется, поздно об этом подумал, — сказал наконец он. — Ну ладно, посмотрим, что из этого выйдет.
— Ты чем-то встревожен? — продолжала допытываться веревка.
— Просто пытаюсь представить, как поведет себя божественная искра, когда плотное тело больше не сможет ее удерживать. Она не может перейти в небытие, но еще слишком неразвита, чтобы существовать самостоятельно.
— Почему неразвита? Ведь у высших сущностей это не так.
— Чего ты хочешь от яблочного огрызка? — пожал плечами Маг. — Конечно, она божественная, но сознательности в ней пока не больше, чем в нем. У бессмертной сущности достаточно времени, поэтому искра может бесконечно развиваться в ней и в конце концов становится такой, как в нас. Говорят, все мы когда-то получили бессмертие и сознание от двух яблочных огрызков, но это было так давно, что никто уже не помнит. Неразвитая искра не имеет памяти. Она не имеет собственного бытия, но не может и перейти в небытие. Чепуха какая-то получается.
— И что же теперь будет? — повторила Талеста недавний вопрос, но на этот раз он относился к совершенно иному.
— Не знаю. — Маг оценивающе разглядывал двоих существ, оживленно переговаривавшихся под деревом. Кем они были теперь — животными? Высшими сущностями, такими же, как он? Или чем-то совершенно иным? Наконец он встал и направился к стене сада. — Пора нам уходить отсюда, веревочка. Кажется, на этот раз мы с тобой загулялись.
Они перебрались через стену и отошли подальше, чтобы не потревожить охранное заклинание сада Эдема. Маг притопнул о землю, братья Трапабаны очнулись от дремоты и расправили крылья. Он взмыл вверх и сосредоточился на переходе в тонкие миры. Его встретило чистое золотое небо, предвещавшее восход Аала. В небе было непривычно пусто — все луны давным-давно ушли за горизонт.
Ночь семнадцати лун закончилась, начинался рассвет.
Глава 2
Братья Трапабаны втянули крылья, бесполезные в тонких мирах, но Маг остался висеть в воздухе. Это были его миры — миры, где мысль равнялась действию, а ничья мысль, даже самого Императора, не была сильнее и стремительнее мысли Мага. Однако на портале собственного жилища ему не дал сосредоточиться рев сигнала тревоги, тяжелыми волнами разносившегося по пространству.
— Это с границы Запретной Зоны, — насторожился Маг.
— Какой дикий шум, — заметила веревка. — Наверное, прорыв большой.
— А мы-то с тобой развлекаемся! Все, конечно, давно уже там. — Он сосредоточился на переходе, превращаясь в белую молнию. Быстрее Мага в тонких мирах не перемещался никто.
Мгновение спустя Маг уже материализовывался на границе Запретной Зоны. Он с удивлением отметил, что прибыл на место прорыва первым. Однако времени на удивление не было — кошмары Гекаты вгрызлись в границу по всей ее ширине, пожирая пространство и время. Маг пустил вдоль границы вихрь, чтобы отбросить их обратно в Зону, а сам сорвал с плеч плащ и ринулся в бой.
Запретная Зона появилась в Аалане совсем недавно, с конца прошлого дня Единого. Тогда многие обвиняли в этом Императора — говорили, что проявил непозволительную мягкость, что нужно было отправить сумасшедшую в Бездну, пока не стало поздно. Говорили, что в следующем воплощении ему уже не быть Императором, но колодец предназначения решил иначе, снова вручив ему Посох Силы.
Маг хорошо знал Гекату, в течение многих дней Единого бывшую одной из семи Властей. Она обладала редким даром могущества — властью над временем и пространством — и занимала за столом нынешнее место Иерофанта. Или, вернее сказать, сейчас Иерофант занимал за столом ее прежнее место. Но, что ни говори, такого дара, как у нее, у него не было, а одолеть Гекату и уничтожить Зону мог только тот, кто превосходил ее могуществом или хотя бы равнялся с ней. Поэтому Запретная Зона существовала и будет существовать до тех пор, пока кто-нибудь из Сил тонких миров не разовьет свое могущество до уровня Гекаты, то есть еще очень долго.
Как же это могло случиться? Маг не однажды задавал себе этот вопрос. В тех воплощениях он был мальчишкой-подростком — таким он себя мыслил, а в тонких мирах мысль равна бытию. Геката была могущественной, ему даже было непонятно, почему она мыслит себя женщиной. Ему всегда казалось, что ей куда больше подошло бы быть мужской сущностью, но она каждый раз воплощалась в женском облике, чернокудрая красавица в фиолетовой мантии — косо посаженные фиолетовые глаза, высокие скулы, тонкий точеный нос, неимоверно длинные черные ресницы, кроваво-красные губы.
Это была опасная красота, к которой не хотелось приближаться, красота ядовитого цветка. По крайней мере, так казалось Магу. Император, видимо, был другого мнения, потому что Геката была его постоянной подругой, но Магу всегда было не по себе, когда она останавливала на нем пронзительный взгляд, называла красивым мальчиком и спрашивала, когда же он повзрослеет. И ему не хотелось взрослеть.
Она творила не мелочась, помногу, взахлеб, целыми мирами. После нее осталось множество миров со странными измерениями, с непонятными законами пространства и времени, безжизненных миров, за освоение которых не брался никто из младших Сил. Ее безумие надвигалось постепенно, можно было своевременно предотвратить катастрофу, но Император так и не пустил в ход свой Посох Силы. Говорили, что он проявил слабость характера, но Магу казалось, что он просто не поверил, что такой ясный рассудок может угаснуть, что такая мощная воля может не удержать могущество в подчинении.