– Тебе туда! – ткнул кнутовищем в сторону отдельно стоящего дома возница. – У герра лейтенанта сейчас обед, так что он будет там очень скоро.
В противовес моему взводному в маршевой роте, Карл Морт оказался розовощеким, пышущим жизнью весельчаком. Прочитав мое предписание, он только хмыкнул и небрежно отложил его в сторону.
– Говоришь, память потерял?
– Так точно, герр лейтенант! Но не совсем, последние события я помню хорошо.
– А! Было бы из-за чего переживать! Есть-пить можешь, видишь и слышишь – этого достаточно, чтобы выжить. Ойген! – кричит он, повернувшись куда-то в сторону.
Стук сапог, и на пороге появляется здоровенный солдат. Рыжий и веснушчатый.
– Клаус, проводи нашего нового камрада во второй взвод.
– Яволь, герр лейтенант! – вытягивается солдат.
– Все, Макс! Иди знакомься со своим новым домом.
По пути я разговорился со своим провожатым. Тот, в противовес вознице, оказался парнем словоохотливым и всю дорогу болтал без умолку. От него я узнал, что в деревеньке располагается не вся рота, – только первый и второй взвод. Все остальные стояли на постое в километре отсюда – там, в лесу, были какие-то бараки, оставшиеся еще от русских. По прикидкам Клауса, такая спокойная жизнь длиться долго не могла.
– Нас сейчас пополняют – только вчера прибыло сразу шесть человек. Если и дальше пойдет все такими темпами, то по штатной численности роту доведут уже дней через пять-шесть. Вот тогда райская жизнь и закончится. Прощайте, теплые домики, – и снова на передовую.
– Далеко это отсюда?
– Километров пятьдесят… Хотя кто его знает, куда уползет линия фронта за эти дни? Мы вроде бы наступаем, и успешно. Хотя и не так быстро, как в прошлом году.
Мы неторопливо идем по улице, и мне все время кажется, что я уже где-то слышал имя и фамилию своего провожатого. Но где? Память ничего мне не подсказывает.
Вот и большой дом за покосившимся забором. Во дворе шумно, несколько человек, перекрикиваясь, разгружают дрова с подъехавшей телеги.
– Герберт! – перегнувшись через остатки забора, кричит мой провожатый. – Где герр обер-фельдфебель Мойс?
– В доме. А что?
– Вот, привел к вам нового товарища – принимайте! Проводи его к обер-фельдфебелю.
– Нового? Это хорошо! Надеюсь, он не будет таким неисправимым болтуном, как ты.
– И таким вечным скептиком, как ты! – парирует с удовольствием Ойген.
Меня окружают все находящиеся во дворе солдаты.
– Позвольте представиться, герр старший стрелок, – рядовой Герберт Мойзен! – протягивает мне руку окликнутый провожатым солдат.
– Красовски Макс. Можно просто Макс, – протягиваю в ответ.
– Вольдемар Фишке! – тянет руку невысокий щуплый солдат в очках. – Ты был членом партии, камрад?
– Увы… – развожу я руками. – Не могу ничего об этом сказать. Контузия… я потерял память и ничего о своем прошлом не помню. Бомба рванула совсем рядом, и все, что на мне было, превратилось в лохмотья. Даже документов никаких не осталось. Жетон – и тот куда-то унесло. Думали уже хоронить – повезло, вовремя застонал.
Мойзен сочувственно кивает:
– Да… так тоже случается. Ты совсем ничего не помнишь?
– Иногда что-то прорывается. Помню какие-то горы, бородатых горцев с кинжалами. Мы с ними жестоко дрались, даже и рукопашные схватки бывали. Вообще там вся война была какая-то неправильная… Наш командир взвода, которому я все это рассказывал, сказал, что это Крит. Или Греция. Могла быть и Югославия – там тоже есть горы и их бородатые обитатели. Он высказал предположение, что я раньше служил в горнострелковых войсках…
– Горнострелок?
Я оборачиваюсь.
На крыльце дома стоит коренастый солдат… не солдат – обер-фельдфебель.
– Так точно, герр обер-фельдфебель! Герр лейтенант высказал такое предположение.
Обер-фельдфебель спускается во двор.
– Надо же… я знавал некоторых из них. Как тебя зовут?
– Макс Красовски, герр обер-фельдфебель!
– Не кричи так, у меня хороший слух. Горнострелок… А ну-ка – «альпийский хват»!
Моя рука автоматически сдергивает с плеча винтовку. Согнуть локоть, спусковая скоба упирается чуть ниже кисти. Левая рука ложится на ствол сверху, и пальцы правой руки обхватывают запястье левой. Локтем правой руки прижимаю приклад винтовки к бедру.
– Надо же! – восхищается обер-фельдфебель. – А говоришь, память потерял… Точно, горнострелок! Только они таскают так свои ледорубы и винтовки, нигде больше это не принято.
– Почему? – интересуется кто-то из окружающих.
– Не знаю… наверное, им в горах так удобнее. Руки не мерзнут на ветру… или еще что-нибудь такое…
– Осмелюсь доложить, герр обер-фельдфебель, не только это! – на автомате выпаливаю я.
– А что, есть еще какая-то причина? – удивленно поднимает бровь мой собеседник.
– Так точно, есть!
– Ну-ну! Покажи!
Разжав правую руку, плавно перемещаю ее на шейку приклада. А левая просто съезжает вниз, огибая ствол и ложась на цевье. Секунда – и винтовка плотно прижимается к моему плечу, а ее ствол устремляется на ближайшее дерево, словно выискивая цель.
– Хм! Интересно! – Мойс обходит меня со всех сторон, осматривая стойку. – И стоишь ты как-то по-особенному… Хорошо! После обеда покажешь этот фокус всем остальным! Добро пожаловать домой, Макс!
Два дня спустя.
Расположение второго взвода пятой роты второго батальона
405-го гренадерского полка 121-й дивизии вермахта
Да, это действительно дом.
Если бы не военная форма и висящее на стенках оружие, можно было бы принять всех этих молодых парней за кого угодно. Не за студентов (все-таки возраст большинства присутствующих постарше), а за… ну например, за лесорубов или альпинистов.
Почему? Да потому что мы частенько выезжаем в лес. Рубим деревья вдоль дороги, попутно заготавливая дрова на будущую зиму. Она тут достаточно суровая и неприветливая, потому и озаботился кто-то из вышестоящих офицеров на этот счет. Уйдем к фронту мы, а опустевшие дома займут другие солдаты. Вот и встретит их некоторый запас топлива, чтобы они не мерзли в своем жилище.
Мы даже стараемся как-то украсить свое временное обиталище. Флегматичный Хорст Фишман оказался плотником, и из-под его рук выходят симпатичные деревянные поделки. За два дня он, орудуя найденными в сарае инструментами, соорудил неплохую скамейку, даже со спинкой. И она теперь украшает центральную комнату нашего обиталища. Дом сразу стал выглядеть как-то уютнее и теплее. Глядя на него, начали вспоминать свои прежние профессии и другие солдаты. Нашелся среди нас маляр, подкрасивший снаружи окна. Вдумчиво оценив сделанное, обер-фельдфебель крякнул и приказал нам убраться во всех занимаемых нами помещениях. Чистоту наводили целый день, но результат превзошел все ожидания. Даже наш ротный, обычно скуповатый на похвалы, отметил должное рвение… обер-фельдфебеля. А что ж вы думали – субординация! Любые действия рядовых, не направляемые начальством, есть пустая трата времени и сил. А вот под его мудрым руководством – совсем другое дело!