Приняв это мудрое решение, она стала собираться на работу.
– Ангелина Викторовна, можно к вам?
– Заходи! Что у тебя? – не слишком приветливо
спросила она.
– Мама просила узнать, вы сегодня придете, не забыли?
– А, нет, не забыла, но я уж сказала маме, что не знаю,
у меня в семь встреча.
– Ангелина Викторовна, ну пожалуйста, приходите! Мне
это очень важно!
– Важно, да почему? – удивилась Ангелина.
– Я суеверная! Вы так искренне пожелали мне счастья
там, во Франкфурте, и бусы подарили тоже на счастье, и буквально в тот же день
все сбылось… Пожалуйста, приходите!
– Сядь, Мака.
Мака села на краешек стула.
– Послушай, ты уверена в том, что это счастье?
– Да! Конечно!
Ангелина хотела сказать ей, что не стоит спешить, что лучше
бы подойти поосновательнее к такому важному шагу, а потом решила – не стоит!
Разве можно объяснить этой девочке, что счастье штука призрачная, что
счастливой можно чувствовать себя какое-то время, да и то лишь тогда, когда ты
готова к разочарованию, ждешь его, а оно не наступает… Но этого объяснить нельзя,
тем более когда в глазах у девчонки такое сияние.
– Ну и хорошо. Я еще раз желаю тебе счастья. От всей
души. А теперь скажи, когда сдаешь верстку?
– Юрьева? Уже сдала.
– Умница! Тогда иди.
– Но вы придете?
– Я постараюсь.
…Федор Васильевич был раздражен до крайности. Он всегда
раздражался, если ему предстояло какое-то мероприятие, куда необходимо надевать
рубашку с галстуком, а Мака слезно просила его одеться именно так, поскольку
бабушка и мама придают этому значение. Да и вообще, роль жениха на смотринах
казалась ему донельзя глупой. Но как говорится, назвался груздем… А он сам этим
груздем назвался, никто не неволил, и вот теперь, Федор Васильевич, извольте
лезть в кузов. Вы же не Подколесин, в конце-то концов, чтобы в окошко
выпрыгивать. Во всем виновато яблочное вино, черт бы его побрал. Это Владька,
сволочь, посоветовал идти в тот кабак… Может, если б не это вино, ничего бы и
не было. Жил бы себе спокойно, приударил бы за Ангелиной с ее дивными
лодыжками… Тьфу! Что за мысли! Он вспомнил восторженные, сияющие глаза Маки, и
ему стало стыдно. Такая прелестная девочка, из нее выйдет отличная жена.
Ничего, надо просто обаять сегодня будущую тещу, найти верный тон – и порядок.
В конце концов, даже галстук можно как-то обыграть и снять его, к чертовой бабушке;
вы же умеете, Федор Васильевич, Бог вас не обделил чувством юмора, и если
будущие родственники окажутся тоже не лишены этого чувства, то все сойдет
отлично. Там, правда, есть еще какой-то папа, но это все потом. Будем
переживать неприятности по мере их поступления, а неприятность в виде Макиного
папы поступит к нам еще не скоро, папа строит туннель в Испании, кажется. Вот и
хорошо. А теща моя ровесница, мы найдем общий язык. Мака говорила, что мама
обожает Битлов. Я в юности тоже отдал дань битломании, вот и отлично, споем с
тещей «Йестердэй», и хорошо! И прекрасно! Надо еще купить цветы, Дуська
настаивала… Но разумеется, один букет! А что, может, все сложится удачно, и
скоро я стану солидным, женатым человеком, и жена у меня будет милая, хорошенькая,
молодая. У нее куча достоинств, а недостатков я пока не разглядел, разве что
лодыжки толстоваты…
– Мака, прекрати метаться, – потребовала бабушка
Жанна Эдуардовна. – Придет твой жених, никуда не денется!
– Понимаю, баб, но я же волнуюсь…
– Волноваться – это теперь твой удел! Выходишь замуж за
живого классика, – с легкой насмешкой произнесла Жанна Эдуардовна.
– Бабушка!
Но тут позвонили в дверь – и Мака бросилась открывать. Это
пришла ее лучшая подруга Алина, суперсовременная девица. Под экстравагантной внешностью
– волосы лилового оттенка, стоящие дыбом, разной длины рукава и штанины, и
маленькие металлические очочки на хорошеньком носике – скрывалась нежная,
интеллигентная девушка, которую в семье Маки все любили.
– Боже мой, Алина, что с твоими брюками! –
всплеснула руками бабушка. – Это так надо?
– Конечно, Жанна Эдуардовна! Видите, левый рукав и
правая штанина короче. Асимметричная симметрия или симметричная асимметрия, как
вам больше нравится.
– Это что, так модно?
– Если пока немодно, то скоро будет! – Алина была
начинающим модельером и предпочитала авангардные идеи. – Но клево же,
согласитесь?
– По крайней мере, занятно, – рассмеялась Жанна
Эдуардовна. – А ты-то замуж не собираешься?
– Да кто возьмет замуж такую асимметричную
девушку? – хихикнула Алина. – Да и зачем мне замуж? Инстинкты
удовлетворять можно и в свободном полете.
– Боже мой, я живу на свете почти восемьдесят лет, и,
сколько себя помню, разговоры об инстинктах велись всегда, а потом самые ярые
приверженцы свободной любви взрослели, стремились создать семью, завести детей
– и это прекрасно. Ты тоже, поверь, лет через десять с восторгом будешь
нянчиться с детишками.
– Через десять лет? Возможно, ведь тогда я уже буду
старухой…
– Не могу слушать эту ахинею! Старухой она будет! Вот
что, чем болтать чепуху, разложи лучше салфетки на столе.
– Знаете, кажется, крахмальные салфетки существуют
только в вашем доме, ну и у олигархов, наверное, но я к ним пока не вхожа!
– Ах пока? Вот и учись…
– Приехал! – закричала Мака, не отлипавшая от
окна. – Бабушка, приехал! С цветами!
– Не хватало еще, чтобы он в такой день и по такому
случаю явился без цветов!
– Знаете, Жанна Эдуардовна, этот роман века просто
отвал башки! Сорок четыре года! Морщины и вообще… Дура ты, Мака!
– Много ты понимаешь! – фыркнула Мака, поправила
перед зеркалом свои рыжие кудряшки и ринулась открывать. – Федя!
– Привет, солнышко!
В прихожей пока никого, кроме них, не было, и Мака, став на
цыпочки, его поцеловала. От нее приятно пахло ванилью. То ли пирог пекла, то ли
духи такие…
Но тут в прихожую выглянула Мария Дмитриевна:
– Добрый вечер, Федор Васильевич.
– Да, добрый… – пробормотал Федор. Он был
несколько смущен. – Вот возьмите, это вам. – Он сунул ей большой
букет белых роз. Так ему посоветовала Дуська.
– Мне?
– Ну да, вам…
– Спасибо, проходите, Федор Васильевич.
– Мария Дмитриевна, я хотел сказать, я хотел просить…
– Да?
– Просить руки… как это говорится…
– Вот прямо тут, в прихожей? – чуть вздернула
брови Мария Дмитриевна. В глазах ее промелькнула легкая усмешка.