Иной смысл - читать онлайн книгу. Автор: Иар Эльтеррус, Влад Вегашин cтр.№ 25

— Ты только не спрашивай ничего, хорошо? — умоляюще пробормотал Ветровский в ответ на полный изумления взгляд заспанного Галля.

— Ты среди ночи берешь у меня грав, куда-то срываешься на третьей космической скорости, через пару часов возвращаешься с невменяемым Лехой на руках и помятым крылом грава и просишь ни о чем тебя не спрашивать, — задумчиво протянул Виктор. — О'кей, командор, как скажешь. Давай-ка его сюда, машину я потом отгоню.

Что самое главное, в словах Галля не было ни грана иронии.

Вместе они подняли Алексея в комнату Стаса, где Витя уточнил, не нужна ли еще какая-нибудь помощь, а получив отрицательный ответ, пожелал спокойного сна и удалился — ставить гравицикл на место и ложиться спать. Ветровский отстраненно позавидовал его крепчайшим нервам и полному отсутствию неуместного любопытства — сам он так не смог бы.

Закрыв дверь за Галлем, Стас подошел к столу, открыл дверку и достал из дальнего угла бутылку недорогого коньяка, подаренную кем-то из приятелей на день рождения. Вытянул пробку, плеснул где-то до четверти в высокий стакан, прикурил сигарету и залпом проглотил коньяк, тут же глубоко затянувшись. Пальцы заметно дрожали.

Освободившееся от осмысления непосредственной необходимости — вести грав, нести Лешу, выпроводить, не обидев, Виктора — сознание начало наполняться всяческой неуместной и даже вредной сейчас ерундой, наподобие «что-это-было-и-как-такое-вообще-может-быть!?!». Стас с силой провел пальцами по лицу, отпил еще коньяка — прямо из горлышка. В три глубоких — чтобы в горле запершило — затяжки прикончил сигарету и повернулся к Алексею.

— Ну и что мне с тобой теперь делать? — тихо проговорил он.

Леша сидел на полу, обхватив колени руками — так же, как он сидел на бортике чаши фонтана, когда Стас только подъехал. Он уже не пытался раскачиваться из стороны в сторону и молчал, но вкупе со смертельной бледностью и безумными, притухшими глазами молчание производило еще более гнетущее впечатление, чем если бы он продолжал просить его отпустить.

Ветровский подошел, присел на корточки напротив друга.

— Леша, ты меня узнаешь? — тихо спросил он.

Алексей закрыл глаза. Спекшиеся губы неохотно разомкнулись, и Стас скорее угадал, чем услышал:

— Да.

— Ты осознаешь, что происходит? — В памяти Ветровского мгновенно всплыл его доклад, сданный два месяца назад: «Первичная адаптация людей, попавших в шоковые ситуации».

— Не знаю… не уверен… голова болит. — Он неожиданно поднял голову и посмотрел на друга. Взгляд молодого человека вновь стал осмысленным. — Стас, дай мне успокоительного посильнее, если есть. И снотворного хорошо бы… — Он вновь уронил голову на грудь.

Спустя пятнадцать минут Алексей безмятежно спал, напичканный сильнодействующим успокоительным и стаканом все того же коньяка в качестве снотворного.

А вот Стасу сон в голову не шел. Он сидел за столом, разложив перед собой чистые листы бумаги, и стремительно покрывал их совершенно бессмысленными на сторонний взгляд схемами, перечеркивал, замарывал, чертил заново…

Произошедшее не укладывалось в голове. Сознание категорически отказывалось принимать все случившееся как факт. Разум предлагал все новые и новые варианты объяснения, не имеющие с реальностью ничего общего — от отравления неизвестным галлюциногеном до того, что на самом деле Стас сейчас спит и все это ему приснилось.

Но в глубине души юноша прекрасно понимал, что все события сегодняшнего дня — не галлюцинации, не сон, не болезненный бред, а всего лишь новая грань реальности. Грань, уже однажды коснувшаяся его, но тогда ускользнувшая от понимания и осознания. Он однажды уже сталкивался с этим — в ту памятную ночь, когда крылатый убийца лишил жизни Вениамина Андреевича.

«Крылатый, убийство приемного отца, Катя Годзальская, Кирилл Бекасов и его самоубийство, странный человек со светлыми глазами, все события сегодняшней ночи — звенья одной цепи», — неожиданно отчетливо осознал Стас.

Дориан умел проигрывать. Правда, очень странно умел — только «в среднем». Ему никогда не доводилось проиграть в игре, где ставки действительно были высоки, а проигравший терял все, включая зачастую жизнь, не говоря уже о положении. В играх же среднего калибра он проигрывать умел, считая, что правильный, грамотный, хорошо продуманный проигрыш зачастую приносит больше, чем выигрыш. Но хуже всего у петербуржского практика обстояли дела с проигрышами в мелочах.

Несерьезные, вторичные провалы, ерундовые обломы, неудачи в малом — они выводили Дориана из себя. Обычно спокойный, сдержанный, обманчиво-мягкий, он мгновенно впадал в плохо контролируемую ярость, стоило сорваться какому-нибудь третьестепенному плану. Он способен был всерьез проклясть водителя автомобиля, слегка забрызгавшего его туфли, или наорать на случайно толкнувшего в толпе человека, да так наорать, что у бедняги начинался острый приступ мигрени, не снимаемый никакими препаратами и проходящий лишь тогда, когда успокаивался сам Дориан.

Эта взрывная особенность в целом уравновешенного характера немало мешала практику, однако поделать с ней он ничего не мог — естественная плата за дар влияния на чужой разум.

Сегодня же Дориан впервые не мог понять, как реагировать на происшедшее.

Выбравшись из фонтанного бассейна и убедившись, что обоих парней и след простыл, практик, удивляя самого себя безэмоциональностью и спокойствием, дошел до флаера и отправился домой. Стоя под тугими струями горячего душа — после «купания» он испытывал определенное отвращение к глубокой и просторной ванне-джакузи, — Дориан пытался найти в себе хоть какие-то отголоски эмоций, какую-нибудь реакцию на случившееся. И не находил ровным счетом ничего, кроме слабого удивления и непонимания: как такое вообще могло произойти? Он ведь просчитал каждую вероятность! Все уже было предопределено, и неизбежные попытки мальчишек сопротивляться его воле не имели ни малейшего значения! По крайней мере, не должны были иметь…

Эмоции вернулись лишь тогда, когда Дориан, закутавшись после душа в тяжелый махровый халат, сидел в оранжерее и машинально скользил взглядом по сочной зелени листьев, отмечая девственно-тугие бутоны и уже раскрывшиеся, насыщенно-алые и лимонно-желтые цветки алтайских роз. Он протянул руку, осторожно, едва касаясь, погладил растение — и неожиданно для самого себя сжал пальцы, не обращая внимания на впивающиеся в мягкую ладонь шипы, не замечая жалобного хруста, с которым переломился жесткий темный стебель. Лицо исказила гримаса ярости, с губ сорвалось утробное, звериное рычание:

— Какого дьявола?!

Чудовищным усилием воли практик заставил себя успокоиться. Бросил виноватый взгляд на сломанный бутон, осторожно, словно дитя, положил его на влажную, жирно-черную почву.

— С самого начала, — приказал он себе вслух. — Я должен разобраться с самого начала. Вот только где оно, это начало?

Где первая ошибка? Решение изменить политику Братства? Привлечение Велеса к работе или, может, его устранение? Или этот мальчишка, Стас, обладающий кошмарной защитой, которую Дориан не только не смог преодолеть, но даже и защититься от нее оказался не в состоянии? Блокирующая контратакующая защита — даже представить страшно! Кто мог поставить ее неопытному юнцу, даже неспособному использовать все ее свойства? Уж явно не сам Стас — тогда бы он уже знал все планы Дориана, по крайней мере относящиеся непосредственно к нему самому.