Венецианская блудница - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 51

– Поняли? – дрогнувшим голосом переспросила Лючия. Ее вдруг озноб пробрал. О господи, так он понял… что? Что она была в сговоре с Шишмаревым? Или?..

– Сашенька, – вдруг торопливо проговорил, будто выдохнул, князь Андрей, – я услышал сегодня – или мне послышалось, будто вы меня… будто я вам… будто вы просили Шишмарева…

Хвала престолу господню! От облегчения Лючия едва чувств не лишилась. Он, значит, услышал, как она врала Шишмареву о своей любви к князю Андрею. Так вот, значит, чем он объясняет странности в ее поведении.

Но ведь это удача, это необыкновенная удача! Князь Андрей сам подсказывает ей и ответ, и образ действий – и выход из того положения, в какое они оба попали. Теперь еще придумать бы, как бы это половчее склонить его к поцелую, и тогда Лючии не составит никакого труда заморочить ему голову и упрочить свою роль в его жизни!

Думать долго не пришлось: мерзлая дорога, которая, словно вслушиваясь в их разговор, прекратила на некоторое время строить путникам козни, ни с того ни с сего решила вновь проявить свой норов. Сначала страшно тряхнуло слева – князь Андрей издал сдавленное проклятие, свалившись с сиденья, потом – справа, и Лючия со стоном повалилась на него, да так удачно, что нечаянно оседлала распростертого князя.

Верно, судьба ей сегодня была такая: преодолевать этот путь только верхом!

Лошади по тряскому месту шли мелкой рысью, и Лючия невольно подпрыгнула несколько раз на животе князя Андрея… нет, сказать правду, она оказалась чуть ниже его живота, а точнее, она сидела на… О господи, движения, которые она нечаянно совершает, так напоминают те, страстные, самозабвенные, в их первую ночь!

Тут Лючия с изумлением обнаружила, что руки князя Андрея вцепились в ее бедра, а в самую сердцевину ее тела упирается что-то тугое, твердое… согнутое столь мучительно, что Лючия совершенно безотчетно, из чистого человеколюбия, начала высвобождать страдальца из плена тугих кюлот и тесного исподнего, что ей удалось сделать весьма быстро. Ничего удивительного: человеколюбие иной раз вынуждает к истинным подвигам!

И только сейчас она сообразила, что между ними нет теперь никакой преграды: ведь в те достопамятные времена дамы прятали свое естество лишь под рубахами да юбками, и все это, задранное и скомканное, лежало сейчас пышными облаками на груди и ногах князя Андрея. И Лючия не сдержала стона, потому что ее лоно, чудилось, загорелось огнем.

О… восхитительно! Это было восхитительно! Он в ее власти, он снова принадлежит ей! И она доставит ему несколько мгновений страданий за все те дни, когда так страдала по его вине. Покрепче стиснула его бока коленями, сковывая движения… как вдруг получила хороший урок на тему, кто кем повелевает в любви.

Рука князя Андрея стремительным, страстным движением огладила ее лицо, а когда пальцы коснулись ее губ, Лючия поцеловала их и даже лизнула. И вдруг эти увлажненные пальцы скользнули вниз, пробрались под юбки, безошибочно отыскав путь в кудрявых кущах, с силой приникли к бутону, который зрел пылким желанием. Это было больше, чем могла выдержать Лючия! Они бились друг в друга, и даже не стонали, а кричали, доводя друг друга до изнеможения, до сладкой боли. Наконец Лючия обессиленно рухнула на грудь князя Андрея и нашарила его пальцы губами.

Ох, это… этот запах – запах мужчины и женщины, слившихся и излившихся в любовном порыве! Было две реки – стала одна… И Лючия вдруг поняла, что ее ложь, преподнесенная Шишмареву, вовсе не была ложью.

Она погибла. Она погибла и знала об этом.

Конечно, ее привезли сюда, чтобы убить, но Александра проведала об этом давно и не то чтобы смирилась с этой мыслью, но как бы свыклась с ней. Нет, она погибла потому, что греховно принадлежала мужчине!

Нет, не то…

Мысли путались, Александру бросало то в жар, то в холод. Если бы он был жестокий насильник и ее терзало бы отвращение к своему оскверненному телу, нашла бы способ прервать свою жизнь. И сил достало бы, в этом Александра уже могла убедиться. Но она отдалась ему не только по доброй воле, но со страстью, и она погибла именно потому, что этого человека, причинившего ей лютую боль, а также презрительно отринувшего ее, она не смогла презреть и возненавидеть.

Мысль о нем – сладостная судорога во всем теле, а не мысль! – была первой, когда Александра очнулась, и только потом на нее обрушились воспоминания и ужас: она погибла!

Тело еще ныло, но эта боль была ничто перед болью душевной. Александра с трудом села, с трудом открыла глаза – и на мгновение все случившееся с нею вчера показалось лишь ужасным сном, потому что сейчас она оказалась не в чернобархатном покое сладострастия, а в роскошнейшей из комнат. Диван, на котором она полулежала, был обит турецкой розовой материей, затканной серебром; такой же ковер, украшенный золотой нитью, лежал у ног. На роскошном столе стояла роскошная курильница, которой следовало бы распространять аравийские ароматы. Сейчас, впрочем, огонь в ней не горел – в комнате пахло пудрою, духами и воском свечей.

Сначала Александре показалось, будто это сон, а потом она сообразила, что кто-то перенес ее из покоев Лоренцо в это подобие маленькой дамской гостиной.

Безотчетно Александра прижала руки к груди, вспомнив, как вчера его кинжал одним движением пронзил и распорол ее платье, стараясь не думать, как он сам пронзил ее невинность… и только сейчас обнаружила, что она полностью одета. Платье с выпуклыми бледно-голубыми цветами по золотому полю и с голубой бахромой было сшито из ткани поразительной красоты, и Александра не удержалась, чтобы не пощупать ее – и убедиться, что ничего такого ей в жизни носить не приходилось. Но как сшито платье? Александра, на мгновение забыв обо всем на свете, вскочила и подбежала к одному из огромных, светло мерцающих зеркал, золоченые рамы которых украшали две из четырех стен комнаты: остальные были завешены коврами.