Уже ни от кого не таясь, они вихрем пролетели по коридору, и
Лючия ворвалась в столовую в тот миг, когда на крыльце затопали вновь
прибывшие. Шишмарев ринулся встречать их, а Лючия, усевшись и раскидав складки
платья в продуманном беспорядке, схватила кота, все еще спавшего там, где он
давеча упал, и, подняв его с некоторою натугою, принудила зацепиться когтями за
край стола и повиснуть.
Кот медленно повернул голову и воззрился на Лючию. Никогда,
ни до, ни после, не доводилось ей видеть такого всепоглощающего изумления на
усатой кошачьей физиономии, и как ни была взволнована и напряжена Лючия, ей не
пришлось прилагать ни малейших усилий, чтобы рассмеяться, так что, когда
отворилась дверь, вошедших встретил заливистый хохот.
Лючия смеялась – но глаза ее были настороже. Она увидела
высокого светловолосого человека – стройного, статного; увидела, что он сдержан
и молчалив, у него изящный вид, выразительный взгляд, но главное – у него
страстное, яркое лицо! И он был красив… в самом деле красив, больше, чем она
могла надеяться!
От радости, смешанной со страхом, Лючия еще пуще рассмеялась
– и каким смехом! Огонь в глазах, ослепительно белые зубы, тонкие черты
изящного лица…
Разве могла так смеяться невинная, бесцветная Александра? Да
никогда в жизни! Да где ей!
И Лючия увидела, ей-богу, она увидела, как дрогнули в
ответной улыбке губы этого человека… как дрогнуло его сердце. Он был сражен
первым выстрелом, он уже принадлежал ей – с первого взгляда, с первого мгновения!
В это время кот рухнул на пол, и засмеялись уже все
присутствующие. Все смотрели на горемычного увальня, валявшегося на полу, и
только князь Андрей не отводил взора от Лючии. Она тоже смотрела на него
безотрывно и настолько была упоена своей победой, что не заметила: первый
взгляд стал роковым и для нее.
Часть II
Александра
Глава 7
Пробуждение к кошмару
Квас у Фотиньи оказался кислым, шибал в ноc перебродившим
бражным духом. Александра всего глоточек-то и сделала, однако и этого достало,
чтобы вдруг обморочно закружилась голова и пошли двоиться предметы. «Я
захмелела! – с изумлением поняла Александра. – Ей-богу! В первый раз в жизни.
Как интересно!»
Она тупо наблюдала, как плавает вправо-влево ленивый
хозяйский кот, не сводя с нее сонно прижмуренных глаз. Фотинья, принесшая на
подносе жбанчик с квасом, глядела на осоловевшую княжну с болезненным
любопытством, не замечая, что ее тоже раскачивает то вправо, то влево. Так же
закачался и человек в вороном парике, несмело заглянувший в комнату и опасливо
воззрившийся на Александру. Она с трудом вспомнила, что это Шишмарев,
московский знакомый, но ни слова приветствия сказать ему не смогла: вдруг
замутило так, что пришлось сжать зубы и зажмуриться, чтобы не стошнило. Теперь
ее обступали голоса, мужские голоса, казавшиеся слишком громкими – до боли в
ушах. Вдобавок совершенно невозможно было понять, о чем они говорят, и у
Александры даже лоб заломило от напрасных попыток найти хоть какой-то смысл в
их словах.
– Наконец-то уснула! – воскликнул кто-то незнакомым,
шипящим, польским выговором, и Александра кое-как уразумела, что речь идет о
ней: ведь именно она сейчас неудержимо проваливалась в победительный,
всевластный сон.
– Да, – пробормотала она. – Да, я сплю…
И мир для нее надолго перестал существовать.
Впрочем, спала она с удовольствием. Это было куда приятнее,
чем ощущать немилосердные толчки (Александра поняла, что ее куда-то везут, но
куда и зачем – даже думать об этом было свыше ее сил), жевать какую-то
неудобоваримую еду, пить исключительно Фотиньин квас. Лишь только она чуть-чуть
просыпалась и начинала вяло причитать, что ей необходимо по нужде, какие-то
двое подхватывали ее с обеих сторон и волокли в стужу, где она безотчетно
делала, что надобно. Kаким-то образом она понимала, что эти люди щадят ее
стыдливость, не стоят вблизи, отворачиваются… а впрочем, все чувства были в ней
беспрестанно подавляемы напитком, которым ее непрестанно пичкали. Иногда она
слабо сопротивлялась, смутно понимая, что ее нарочно опаивают каким-то зельем,
но напрасно: эти двое были сильнее. Когда Александру будили поесть, она
просыпалась весьма неохотно, прежде всего потому, что ее никогда не называли
настоящим именем, а кликали Лючией или чихвостили ladra, avventuriera или вовсе
diavola bambola
[28].
Почему-то Александра понимала эти слова, хотя они и были
произнесены на чужом языке. Вообще говоря, эти двое всегда говорили на этом
языке, который Александра каким-то образом понимала – сначала плохо, потом все
лучше и лучше, хотя смысл их речей большей частью не достигал ее замутненного
сознания.
Она соображала тем не менее, что все еще находится в пути:
ее тело смутно вспоминало состояние постоянного движения на переменных тройках.
Иногда, открыв глаза, она видела вокруг себя какую-нибудь мрачную избу, которую
освещала лучина, ущепленная в железную расщепленную пластинку, что вделана в
деревянную палку с подножкой. Лучина, догорая, перегибалась и, дымясь, падала в
подставленную плошку с водою; новая с треском ярко вспыхивала… это повторялось
часто, до бесконечности часто, как сон и явь!
И вот наконец Александра в первый раз толком проснулась.
Сначала она чувствовала себя как бы в лодке, которая
беспрерывно колыхалась то в одну, то в другую сторону. Чем дальше, тем более
умножались и усиливались толчки. Александра начала стонать. Иногда в ответ раздавалась
раздраженная, почти неразборчивая скороговорка, и Александра умолкала, но
ненадолго, и при новых толчках снова принималась стонать. И вдруг она ощутила,
что заваливается на бок и летит куда-то… во что-то мягкое, холодное… до ужаса
холодное! Нечто влажное, ледяное прилипло к ней сверху, как если бы некий полог
обрушился, сковывая все движения и грозя удушить. Вдобавок на нее навалилась
какая-то мягкая шуршащая тяжесть, окончательно повергнув в панику.
Александра истошно закричала, и не сразу до нее донеслись
два голоса, которые наперебой приказывали ей, чтобы она продвинулась как-нибудь
к отверстию, прорезанному ножом. Александра сначала ничего не понимала и могла
только стенать, но чем холоднее становилось, тем более прояснялись мысли.
Наконец-то она поняла, чего от нее хотят, и, сбросив с себя груз (это оказался
какой-то мешок), на четвереньках поползла туда, где брезжил свет. Стоило ей
высунуться, как ее схватили за плечи и вытащили наружу одним рывком, таким
сильным, что Александра упала вниз лицом на что-то колючее, мокрое, студеное.