– Зачем же? – спросил он тихо. – Зачем ты это сделала?
– Да разве ты не понимаешь? – воскликнула Лючия, открывая
глаза, но ничего не видя сквозь пелену неудержимых слез. – Да затем, что я жить
без тебя не могу, вот зачем! Как бы я жила, зная, что погубила все счастье,
весь смысл… – У нее перехватило дыхание. – О господи… Кажется… я уже умираю?
– Пока нет, – проговорил Чезаре, с необычайным вниманием
разглядывая узкую полосу своего белого манжета. – Никто не умрет, во всяком
случае, сейчас. Я успел подменить кувшин, пока синьоры дрались, а синьорина
смотрела на них так, что не заметила бы даже обрушившегося потолка, а не только
моих ловких движений.
Лючия поглядела на него с ужасом, почему-то более всего
пораженная тем, что они с князем Андрем все это время говорили по-итальянски.
Значит, Лоренцо и Чезаре все слышали, все понимали!
Потом до нее начал доходить смысл слов Чезаре, и она, не
веря глазам, кинулась к кувшину, оглядела его, понюхала вино… Чезаре,
усмехнувшись ее недоверию, сказал:
– С позволения досточтимых синьоров! – и, налив в очередной
бокал темно-золотистой густой жидкости, с наслаждением выпил. – Божественно! –
пробормотал он.
Лючия глядела на него с ужасом. Или… или правда, что в этом
кувшине безвредное вино?..
– А где другой кувшин? – спросила она подозрительно, и
Чезаре, приоткрыв дверцу поставца, показал другой кувшин, от которого,
казалось, исходило зловоние.
– Надо поскорее избавиться от этого, – морщась, сказал
Чезаре. – Залить воском и закопать, да поглубже! В воду вылить нельзя: у
Фессалоне хватило бы яду переморить половину Венеции!
Он говорил о Фессалоне, как о ядовитой змее, и Лючию ожег
ужасный стыд за то, что она готова была сделать по указке этого низкого,
бесчеловечного существа. Она сама едва не обратилась в такую же губительную
змею, и только чудо, истинное чудо спасло ее!
– Каким же образом?.. – Лючия осеклась.
– Просто меры предосторожности. Когда я увидел вас здесь,
сначала ничего не заподозрил. Но потом, встретив в гардеробной… – Он замялся и
закончил бессвязно: – Потом решил на всякий случай остеречься.
Лючия непонимающе нахмурилась, но тут Лоренцо, доселе
сидевший в кресле как воплощение отчаяния, вскочил и ринулся к Чезаре:
– Кого? – шепнул он, и шепот его звучал громче страстного
крика. – Кого ты встретил в гардеробной?
Чезаре не ответил, а почему-то прежде поглядел вопросительно
на князя Андрея, словно спрашивая разрешения в чем-то.
Тот задумчиво всматривался в лицо Лоренцо. И, наверное,
нашел там, что искал, потому что кивнул Чезаре:
– Хорошо! Пора!
Чезаре подошел к двери, отодвинул портьеру и склонился в
поклоне:
– Ваш выход, госпожа!
Зашумели шелка, и в кабинет быстро вошла высокая
золотоволосая девушка в платье с белым корсажем и синей юбкою, на которой
мерцали серебряные цветочки, словно звезды на небе. Она вышла на середину
комнаты, остановилась, опустив руки, и потупилась, словно ожидая решения своей
судьбы.
Лоренцо ринулся вперед, и все, что находилось между ними:
русский драчун и отравительница Лючия, и спаситель Чезаре, и стол, на котором
стояли кувшины и бокалы, – исчезло, растворилось где-то в пространстве, и он
смог близко-близко заглянуть в изумительные, ясные, серо-зеленые глаза.
И голова у него закружилась, ибо только теперь он понял, что
за чудо: смотреть в эти любимые глаза без недоверия и страха.
– Прости меня, – шепнул он покаянно. – Я просто обезумел от
любви. Я не мог потерять тебя… я бы просто умер. Я так боялся, и от этого
страха натворил столько бед!
– Tы же не знал, – сказала она, чуть улыбаясь, но тут же
глаза ее затянуло слезами, и Лоренцо в ужасе схватил ее, прижал к себе:
– Что? Что случилось?
– Ты меня так долго не обнимал! – шепнула она, утыкаясь в
его грудь, и камзол его вмиг промок от слез. – И я так боялась, что тебе не
понравится мое имя!
Он хотел сказать, что это лучшее, прекраснейшее из имен, да
и не в имени дело, он любил бы ее и безымянную, но губы его отказались
повиноваться. Они хотели, они могли делать только одно: целовать. В самом деле,
уже пришел их черед целоваться!
***
Потом, многое время спустя, когда уже была задана тысяча
вопросов и получена тысяча ответов, и разъяснены тысячи недоразумений,
испрошено и получено прощение за все, за все, – потом, когда за окном уже
светало, обе пары сидели напротив за столом и в странном, блаженном оцепенении
разглядывали друг друга.
Было выпито немало вина и произнесено немало тостов. Тоста
удостоился и спаситель Чезаре. После этого он ушел, бросив непонятный,
страдающий взгляд на Александру и унося хоронить зловещую отраву Фессалоне. А
Лючия вдруг задрожала так, что князь Андрей снова обнял ее.
– Ничего, – сказал он ласково. – Все позади! Теперь впереди
только счастье!
– Но ведь… Нет, вы только подумайте! – в истинном ужасе
воскликнула Лючия. – Вы только представьте себе, что было бы с нами, если бы не
преступник Фессалоне! Да ведь мы не проклинать его должны, а благословлять.
Ведь только благодаря ему все мы обрели счастье. Ну что было бы, если бы он не
похитил меня тогда, много лет назад? Я жила бы в России. Я влюбилась бы в
Андрея, а он, предположим, в Александру…
– Нет! – пылко перебил ее Извольский. – Eсли бы я узнал тебя
сразу, то не смог бы полюбить другую! Я бы никого не заметил, кроме тебя!
Он тут же спохватился и виновато взглянул на Александру, но
та, чудилось, даже не слышала его, а глядела на Лоренцо как зачарованная.
– Боже! – прошептала она. – Моя сестра права. Я только
сейчас поняла, что, если бы не это старое преступление, я никогда не встретила
бы тебя. И никогда не смогла бы полюбить!
Лоренцо поцеловал ей руку:
– И я никогда не смог бы полюбить другую. Я всю жизнь
продолжал бы искать ту единственную, которая мне нужна, и верю: боги не
оставили бы меня без награды. Я все равно нашел бы тебя!
В глазах ее было все, о чем он мог мечтать, и он погрузился
в эти глаза.