Возмездие теленгера - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Белозеров cтр.№ 84

– Все тип-топ! – орал Большаков и пробовал танцевать чечетку, но у него плохо получалось. – Все тип-топ! – И приплясывал, поднимая пыль своими огромными, как лыжи, ножищами.

– Не огорчайся, у нас есть еще попытка! – вторил ему Петр Сергеевич, по-деловому звякая кружкой и одобрительно наблюдая, как Большаков подливает в нее божественный полугар. – Утром пойдем на форт Чумной!

Чумным фортом назывался форт Александр I. В те далекие времена, когда он утратил свое военное предназначение, в нем изучали и испытывали противочумную вакцину, поэтому его стали называть Чумным.

– Выпьем за Костю! – орал Чебот. – Выпьем за нашего брата!

– Ура-а-а! – восторженно кричал Телепень.

– Выпьем! – кричал Большаков. – Он нам глаза открыл!

Дядин же воротил морду и отказывался пить. Презирает, думал Костя и уходил куда-нибудь в угол, подальше от жалеющих его глаз, глядел в окно на блестящую поверхность Итальянского пруда и полагал, что ему никогда не подняться даже в собственных глазах.

Чебот, сын полупопа-полушамана, так тот вообще панибратски лез обниматься – снова пьяненький и веселый, как на танцульках в деревне. Только в деревне отец с матерью ему живо голову отвернули бы, а здесь было некому, вот он и напился сызнова. Везет тем, у кого короткая память, думал Костя, а я так не могу.

К его досаде, напились все, только непонятно – на радостях или с горя. Скорее всего с горя, тяжело думал Костя, избегая соболезнований, от которых его просто с души воротило. Ему хотелось крикнуть: «Да оставьте меня все в покое! Я провалил задание века. Меня презирать надо! А вы!..» – но молча терпел дружеское подтрунивание. Казалось, речь шла о какой-нибудь ерунде, например о неудачной рыбалке или о гнилой картошке, которую не уберегли до весны. А ведь на кону судьба России! – думал он зло. А мы ее бездарно пропиваем. Эхе-хе… После криков и тостов он впал в лихорадочное состояние неудовлетворенности: «Что делать?! Что делать?! Что делать?!»

Чебот знай себе наливал всем без разбору, и периодически показывал Косте большой палец, и радостно говорил, как он его уважает и любит, а Костя воспринимал его слова совсем не в том смысле, как понимали его все, а в смысле, что и на старуху бывает проруха и что он даже не обмишурился, а просто крепко и безнадежно сел в глубокую-глубокую лужу и не выбрался из нее. И хотя Петр Сергеевич периодически кричал, что он по-прежнему верит в Костю и что утро вечера мудренее, ситуация от этого не менялась, репутация Костина была основательно и безоговорочно подмочена. А то, что Петр Сергеевич собирался ехать поутру в Чумной, то бишь в форт Александра I, то это еще ничего не значит.

День клонился к закату. В свои права вступала белая ночь, а это означало, что облака, днем выглядевшие веселыми и невесомыми, сделались черными и грозными, потому что солнце упало за горизонт и подсвечивало их, как фонарь на огромной-огромной сцене, сбоку.

Костя вконец расстроился и сбежал по широкой мраморной лестнице Итальянского дворца на улицу. Было тихо, сонно, как у них в деревне, и Косте в очередной раз захотелось очутиться дома, выспаться в мягкой, теплой постели, увидеть Верку Пантюхину, а главное – побыстрее забыть неудачу с засекреченным пунктом связи, забыть, как дурной сон. Нет никакого пункта, думал он, нет, и баста! Приснилось мне все! Ничего не выйдет. Не спасем мы Россию. И так ему сделалось горько, что он сел на древнюю пушку и бездумного стал глядеть на воду Итальянского пруда. И не было ничего хуже этих душевных терзаний.

За волнениями и тревогами дня Костя с удивление обнаружил, что почти совсем не помнит Аманду. Теперь она представлялась ему чем-то далеким, словно все, что произошло между ними, произошло не с ним, а с кем-то другим, просто очень хорошо знакомым человеком. Верка же Пантюхина, наоборот, снова заняла все его мысли. Завтра отправлюсь домой, глядишь, к осени доберусь, а там и свадьбу сыграем, думал он, не веря самому себе, если, конечно, Верка меня ждет, думал он с надеждой, которая свойственна каждому человеку, и если… если она меня простит. И все-таки червячок сомнения грыз его. Как же так получается, думал он, неужели ученые и военные ошиблись? Он ломал над этим голову, но не мог прийти ни к какому решению.

На стене дома криво, на одном гвозде висела табличка: «Улица Макаровская». Она была знаком минувшей, давно ушедшей эпохи, возврата к которой нет и не будет. А во всем виноват один я, терзал себя Костя. Понадеялся на русский авось и сел лужу. Как теперь жить с этим, ума не приложу! Верка запрезирает, и вообще вся деревня отвернется. Бежать надо, думал он, бежать!

Из Итальянского дворца вышел Дядин, но, в отличие, например, от Большакова, задумчивый и грустный. Он тактично хмыкнул в кулак и сказал сиплым голосом:

– Ты думаешь, я его не проверил?

– Кого? – удивленно спросил Костя, чувствуя в душе бездонную пустоту, в которой не было места ни системе «мертвая рука-два», ни Кронштадту, ни славному Санкт-Петербургу – вообще ничему, словно жизнь остановилась, замерла на полном бегу.

В его представлении, все было кончено и можно было разбегаться по домам. Только, для того чтобы бежать, нужны были душевные силы, а их у Кости как раз и не было.

– Большакова, – сказал Дядин таким трезвым тоном, что Костя удивился, хотя видел, как Дядин махом осушил полкружки крепчайшего полугара.

– А-а-а… не все ли равно… – обреченно махнул рукой Костя. – Все кончено…

– О-о-о… – всепонимающим тоном протянул Дядин. – О-о-о… А ну-ка пойдем… – Он крепко взял Костю под руку и потащил из-под ночной тени Итальянского дворца. – Пойдем, пойдем…

Костя покорно дал себя увести к набережной пруда, где росла густая сирень, и там расчувствовался, едва не заплакав. Ему вдруг захотелось ткнуться в широкую грудь Дядина и поведать ему обо всех своих печалях и несчастьях. Но он, конечно же, этого не сделал. Не подобает теленгеру проявлять слабость духа.

– О-о-о… – в третий раз произнес Дядин, и его узкое лицо показалось Косте похожим на лезвие клинка. – Да ты раскис, парень?! Раскис! Окстись! Запомни, бороться нужно до последнего вздоха, иначе мы не победим!

– С кем бороться-то и как?.. – печально спросил Костя.

– Ну, с кем, известно, – сказал Дядин. – А как, ты мне сам расскажешь!

– Я и борюсь… – уныло ответил Костя, глядя, как на поверхности пруда играют ночные мошки.

– Оно и видно, – насмешливо согласился Дядин, а потом произнес то, отчего у Кости по спине пробежал мороз. – Большаков-то наш не человек!

– А кто?! – выдохнул Костя и заметил, что Дядин вовсе не грустен и не печален, как казалось ему вначале, а, наоборот, как тогда в Петрозаводске, подтянут и настроен решительно.

– Я думаю, он гранбот, – сказал Дядин таким тоном, от которого у Кости мурашки побежали по телу. – У пиндосов тоже свои высокие технологи.

– Так… э-э-э… гранботы людьми не бывают… – Костя наклонился к Дядину, как кролик к питону, притянутый его взглядом, желая уточнить смысл услышанного.