Возмездие теленгера - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Белозеров cтр.№ 64

– Ну что, не узнаешь? – спросил Дядин, выруливая на узкую улицу и направляя «росомаху» вдоль трамвайных путей, которые были скрыты многолетней листвой и уже густо поросли травой и веселыми одуванчиками.

– Да… – неуверенно отозвался Костя, – помню, – с дрожью в голосе сообщил он, – что слева должна быть станция метро.

– Вот же она! – Дядин показал куда-то в сторону.

– Где, где?.. – подскочил Костя, изгибая шею так, что хрустнули позвонки.

– Да вот же, бестолочь! – сказал Телепень, показывая куда-то пальцем.

Костя высунулся в люк, в спешке ободрав себе ухо, и действительно увидел за цветущими черемухами здание с колоннами, которые когда-то казались ему огромным и высокими, а теперь были раза в три ниже. Но все равно это было здорово, узнать «свою» станцию.

– Туда, за поворот!.. – неожиданно для самого себя заорал он. – Там! Там мой дом!

Он готов был выскочить и бежать впереди машины. Нет, не так – он готов был нестись быстрее пули. Сердце гулко билось, словно он вот-вот должен был поцеловать Верку Пантюхину.

«Росомаха» шустро вкатилась во двор, скользнув по мокрому асфальту и прошлогодней листве, и не успела остановиться, как Костя, не нацепив маски, стремглав бросился в отчий подъезд. Мимо промелькнули до жути знакомые лавочки, по сиденья заросшие буйной травой и лишайником, невысокое крыльцо со штырем, который не давал двери раскрыться под порывами осеннего ветра, и двери – первая и вторая, с выбитым в уголке стеклом, которое обычно дребезжало от ветра.

Ноги сами вознесли его по пыльным ступеням на пятый этаж. Вот она, старая филенчатая дверь направо со знакомой старинной ручкой, до которой маленький Костя едва мог дотянуться. Вначале всего лишь до скважины для ключа, которая закрывалась подвижной щеколдой, потом – всего лишь пальцами, да еще и привстав на цыпочки – до нижней части скобы, и наконец, когда однажды он уверенно ухватился всей пятерней, – это была его маленькая победа. Он вспомнил, как мама сказала:

– Подожди, Костя… подожди…

Она помогла ему открыть тяжелую дверь, и они вошли в квартиру, там в глубине комнат разговаривал по телефону отец.

– Папа! Папа! – закричал Костя, и, избавляясь на бегу от сандалий, побежал к нему.

Отец стоял высокий, строгий, в черной военной форме. Он повернулся к Косте, лицо его сразу стало добрым и родным, и Костя вспомнил, что по утрам отец бывал ужасно колючим. А еще от него пахло одеколоном «Шипр».

Видение взметнулось и пропало – по лестнице, возбужденно переговариваясь, поднимались Захар Савельевич, Чебот и Телепень. Эхо их голосов уносилось выше крыши. Особенно был рад непонятно чему Телепень. Его хохот звучал громче всех. Должно быть, радуются, что американцы не оторвали нам головы на Стене, с внезапной неприязнью подумал Костя. Он пошарил под половичком, нашел ключ – большой, тяжелый, с ободком у кольца и, как казалось ему всегда, очень старинный. Сунул его в скважину и открыл дверь. В животе у него родился теплый ком, и он вместе с этим комом, неся его осторожно, как корзину с яйцами, вошел в квартиру.

Он столько раз мысленно входил в нее, что, казалось, мог сказать, где что стоит с закрытыми глазами. Прихожая была большой. Когда-то она представлялась ему просто огромной. В сумраке, наискосок, тот самый сундук и черный телефон над ним. Слева вешалка, справа – зеркало во весь рост. Костя увидел свое отражение – какое-то перепуганное, вытянутое лицо и почувствовал себя ужасно сиротливым. Таким сиротливым он ощущал себя, только когда остался один в лесу на полустанке Бобровый. Теперь он снова был одинок, и даже подспудная мысль о Вере Пантюхиной не вытянула его из этой тоскливого одиночества.

Он повернулся и ткнулся лицом в висящую на вешалке одежду. Одежда еще хранила тонкий запах родителей и той далекой-далекой жизни, от которой у него кружилась голова, которой не суждено вернуться и от которой остались такие приметы, как скрипучий паркет и коврик перед порогом.

Костя распахнул стеклянную двустворчатую дверь в большую комнату. Из-за тяжелых штор в ней царил полумрак. Костя не успел их раздернуть и разглядеть стол, рядом с которым когда-то стоял отец, как в квартиру ввалился вначале страшно веселый Телепень, таща здоровенный бидон с пивом, а за ним – Чебот и Дядин, которые тоже радостно улыбались, словно услышали веселый анекдот о Василии Ивановиче и Петьке.

– Так! – мгновенно став серьезным, остановил его Дядин. – Пыль не поднимать, шторы не отдергивать. И маски! Маски всем надеть!

С шутливой миной на лице он сунул маску Косте, а сам пошел на кухню, словно это он был здесь хозяином, а не Костя и не его родители. Косте вдруг захотелось сказать ему об этом, заявить свои права. Вытолкать взашей за дверь и еще походить и послушать тишину, проникнуться ею, но все пропало – прошлое смешалось с настоящим, и теперь это была просто квартира, в которой он жил в глубоком детстве, и, для того чтобы что-то вспомнить, надо было приложить усилие. Все равно они не смеют ходить здесь, трогать чужие вещи и пить пиво из чужой посуды, возмущенно думал он.

– Слушайте!.. – все же сказал он и с негодованием пошел на кухню, представляя, как вытянется лицо у Захара Савельевича и как обиженно запыхтят Чебот и Телепень. Но замолк, увидев, что они сидят вокруг стола и пьют пиво из пыльных домашних чашек.

Дядин сказал как ни в чем не бывало:

– Садись! Чего ты как не родной? Фотографию нашел?

Маски, конечно, никто не надел. Не верилось, что радиация вездесуща, что воздух и пространство в городе ядовиты и несут невидимую смерть.

– Нет, – насуплено буркнул Костя.

Дядин внимательно посмотрел на него и произнес:

– У меня, брат, тоже так было. – Неожиданно бодро он стал рассказывать, разливая пиво: – Ужас как захотелось лет через пять-восемь после войны посмотреть, как я жил. Вспомнить, так сказать, былое. Поскрести болячку под названием «прошлое». Оглянуться на нашу красивую и беспечную жизнь. Буквально места себе не находил. У меня ведь жена и дети такие, как вы, были. Ну и пошел, а зона закрытая была. Возле самой границы. Свою дозу радиации схватил, но поглядел. И понял, что хорошо там, где нас нет, и что твой дом там, где ты сейчас есть. А если мучить себя прошлым, то из этого ничего хорошего не выйдет, одно огорчение для души.

– Да я и не мучаюсь… – ответил Костя, потому что не любил разговоры о своей личности – стеснялся, понимал, что не это главное.

Пусть Телепня учит, подумал он, а я другой. Я «мститель» номер пять тысяч сто, и баста! Хочу – запущу ракеты, хочу – нет! Поглядим еще!

Его тайный бунт был хорошо заметен, не умел Костя владеть собственным лицом и прятать собственные чувства. Никто его этому не учил. Настоящие родители не успели, а приемные, видать, не придали значения. Да и кому это нужно в деревне-то, где все и вся на виду? В деревне все свои, и если обижали, то по недомыслию.

– Мучаешься. Я же вижу, – настойчиво сказал Дядин, и что-то темное и мрачное повернулось у него в глазах, словно в этот момент он был вовсе не Дядиным, а другим, незнакомым человеком – жестким и несговорчивым и очень-очень решительным, как бывалый разведчик.