– Куда! – Дженни кинулась следом, схватила за хвост. Рыбина рванула вперед с недюжинной силой, и девушка полетела за ней в пыльную темень, сквозь сети, какие-то палки, кувшины, горшки и разный мусор. Пока не налетела на стену, после чего наступила полная темнота.
Эпилог
Арвет очнулся от того, что кто-то шумно дышит ему в лицо и облизывает щеки:
– Бирки!
Юноша поморщился, открыл глаза, отодвинул пса. Он сидел, привалившись к сосне. Ведро мирно стояло рядом, вода в нем была тиха и безмятежна, только упавшая хвоинка кружилась от ветра. Арвет осторожно заглянул: вода послушно отразила его обескураженную физиономию.
«Что это было?»
Бирки мотал хвостом и бегал вокруг, вывалив язык. Пес ничего не видел, ничего не слышал и хотел бежать дальше. Арвет с опаской взялся за ведро. Поднял его. Прислушался.
Все спокойно. Дом бабушки совсем рядом, вон он, проглядывает за деревьями. По лесу стелется легкий запах домашнего дыма. Элва готовит уху. Юноша пожал плечами.
«Ну, воды все равно надо принести. Что бы вокруг ни происходило…»
– Что бы вокруг ни происходило, всегда нужен очаг, нужна вода, нужна соль и рыба, – сказал кто-то над ее головой.
Дженни встряхнулась. Она сидела на лавке. Щука и нож валялись на полу. Элва смотрела на нее пронзительными черными глазами.
– Ага. – Дженни огляделась. Ей все привиделось? Она подняла рыбу. Конечно, безнадежно сухая и дохлая. Что за шутки у старой саамки?
– Ты ее не почистила?
– Это невозможно. – Дженни раздраженно бросила рыбину на скамью. – Да еще этим ножом.
– Невозможно вернуть к жизни ушедшего. Невозможно отказаться от своей судьбы. А почистить тупым ножом сухую рыбу можно. Но трудно.
– Так зачем вы ее мне дали?
– Чтобы ты попробовала.
– Но у меня не получилось!
Элва пожала плечами:
– Ни у кого сразу не получается.
– Так зачем…
Элва повернулась, ушла к полкам, не дожидаясь ее вопроса. Зашуршала там, как мышь.
«Вот ведь старуха! – возмутилась Дженни. – Как невежливо!»
Саамка вернулась с мешочком алого бархата:
– Чего ты хочешь от него?
Дженни поначалу не поняла, о чем спрашивает Элва. Потом сообразила.
– Да ничего…
– У моего внука сердце больше, чем голова. – Элва села на корточки, развязывая мешочек.
– Что вы имеете в виду?
– Тебя. – В мешочке оказался табак. Элва вынула из-за пояса длинную трубку, насыпала щепоть янтарного порошка, принялась уминать его пальцем.
Дженни заерзала на скамье.
– Он сам мне помог.
«Почему я оправдываюсь? – с возмущением подумала девушка. – Это ведь правда!»
– Конечно. – Элва вытянула щипцами уголек из печки, разожгла трубку. Попыхтела, как пароварка, окуталась клубами дыма и вернулась к Дженни. – В том-то все и дело, что сам. Так всегда с нами.
– Вы о ком?
Элва смотрела на нее любопытными черными глазами, без холода и без тепла, спокойно, с легким интересом, как смотрят на чужого ребенка, который совершает какую-то неопасную глупость:
– О женщинах.
– А… – Дженни выдохнула. Ну и манера общения!
– О женщинах Магуса.
Девушка подпрыгнула на скамейке.
Элва качалась на корточках, как какой-то лесной чертик в коробочке, и Дженни внезапно стало не по себе. Бабушка Арвета была слишком непонятной и слишком обычной. Девушка провела ладонью по лицу, будто убирая паутину, и украдкой нажала на уголки глаз. Но в облике Элвы не было ничего сверхъестественного.
Саамка беззвучно засмеялась, щуря глаза, тихо позванивая нагрудными пряжками:
– Совсем птенчик. Как ты выпорхнула? Кто отдал тебя тьме?
– Какой тьме? – Девушка похолодела.
– Тьма холодная и злая, идет она из йабми-аимо, из «мира за пределами могилы», как вор, как ветер-полуночник. Она ждет тебя, Дженнифер.
– Вы кто?
– Я Элва, я нойда, я стара, – ответила саамка, глядя на нее снизу. – Сядь, деточка, не бери взаймы больше, чем сможешь отдать. Я не враг тебе.
– Но и не друг. – Дженни опасливо села, готовая в любой момент сорваться с места и бежать дальше – неведомо куда. Она предчувствовала, что разговор этот добром не кончится, но и уйти не могла – она ведь нашла кого-то из Магуса!
– Неважно. Враг может направить тебя на верный путь. Друг не проживет за тебя жизнь. – Багровый огонек трубки разгорался с каждым вдохом, и дым стоял в воздухе сизыми тяжелыми пластами. – Тебе нужно найти опору в себе самой. Иначе, когда придет время, ты не устоишь.
– Почему? Что во мне такого особенного?!
Элва опять беззвучно рассмеялась:
– Что особенного? В девочке, которая бежала из неприступной темницы, обернувшись дельфином? В той, кто прошел путем Древней земли? В той, которая добыла имя ледяной химеры? Что в ней особенного? Ничего.
– Откуда вы знаете… – Девушка осеклась. Какая разница – если знает. Элва принадлежит к людям Договора, это бесспорно. Или к темникам.
От этой мысли Дженни стало нехорошо. Саамка заметила, как изменилось ее лицо, и выпустила тугую струю дыма – та завилась причудливым облаком над ними. Дженни в зыбких очертаниях почудился чудный остров, и мощный утес, с башней на вершине, а потом словно потекла галерея лиц, сменяя друг друга – молодые и старые, злые, добрые и обычные, и среди прочих мелькнуло одно лицо, знакомое до тесноты в сердце, родное, и Дженни привстала. Но дым тек дальше, и вот чей-то черный лик возник перед ней, заворочал дымными провалами – жадными и холодными… Дженни вскрикнула, и все рассеялось:
– Что это?!
– Дым. – Элва пыхтела трубочкой.
– Но там был Марко… и остальные.
Саамка пожала плечами:
– Все может быть. Чтобы увидеть, надо спрашивать духов. А я не буду.
– Почему?
– И так знаю, что скажут. – Элва встала, вынула слепое зеркало, в которое гляделась Дженни, и выколотила трубку на него. – Смотри.
Пепел, угольки и дымящиеся крупицы табака сложились в тот же страшный лик, который она увидела последним в череде дымных образов. Те же провалы глазниц, теперь полные багрового угля, та же ярость и неутоленная жажда и злоба, то же торжествующее хищное выражение.
Пепел дымился. Дженни смотрела на зеркало и поняла, что поверхность стекла обретает глубину. Зеркало оживало, возвращало свой взгляд холодного серебра, готовое не только отразить, все что увидит, но и преобразить увиденное. В глубине старинного стекла дрогнули и задвигались пепельные тени, багровые отсветы… Дженни отбросила зеркало прочь. Пепел разлетелся и повис в воздухе неприятно плотным облаком.