Стиви не ответил. Хам яйцеголовый.
— Наверное, у вас для этого невидимый солнцезащитный крем, — пробормотал я себе под нос.
На этот раз Стиви провел меня за угол и дальше по длинному коридору. Через окна открывался меланхолический вид на дальнюю от входа часть Усадьбы, довольно мрачную. С другой стороны наблюдались двери с надписями вроде «Консультация № 1». Стиви безучастно посоветовал ожидать в «Консультации № 4».
— А какой коэффициент защиты от солнца у вашего крема? Миллион, наверное?
Бедняга стиснул зубы, изобразил улыбку и удалился. А я остался ждать, мурлыча под нос песенку «Whitesnake»,
[40]
услышанную по пути в Усадьбу, и раздумывая, откуда у Баарса деньги.
Интересно, во сколько нынче обходится персональная секта?
Энсон Уильямс не заставил себя ждать.
— Скажите, это правда? Они нашли ее… палец?
Сегодня прямо всё и все — вопреки ожидаемому. Энсон оказался здоровенным, слегка ожиревшим, широколицым детиной с дредами, но на удивление прямодушным и дружелюбным. Интеллигент, право слово. И голос тихий, низкий, гортанный. Я послушал Энсона минут пять и уверился: этот к исчезновению Дженнифер непричастен. Такие мучаются совестью, если друзей в покер обыграют. Интеллигентишка жалкий, лох лохом.
— Палец нашли, и, скорее всего, женский — но чей, еще не установлено.
— Но… — Он запнулся и уставился на меня.
Я в двадцать седьмой раз вижу подобный взгляд: недоумение, горечь, страх, опасливое любопытство и беспомощность — будто кто-то связанными руками рану пытается нащупать.
— Энсон, послушай: у меня опыт уже изрядный в подобных вещах. Я знаю: порой все прямо и очевидно, а иногда — запутанно. Лучше всего просто делать свое дело. Работать и ждать, пока факты обнаружат себя.
Закусил губу, кивнул. Ох ты, бедный теленок! Я принялся расспрашивать.
Как и Дженнифер, Энсон узнал о «Системе» через Интернет. Поначалу смеялся над нелепостью, но, слушая записи проповедей Баарса, потихоньку заинтересовался. Объяснил мне: всегда пять-шесть «системщиков» разъезжают, встречаются с «удаленными приверженцами», объясняют заинтересованным и желающим обратиться и предлагают посредством гипноза заглянуть в «скрытый мир» — мир в пяти миллиардах лет от сегодняшнего. «Ищущие» — так они называют своих коммивояжеров. То бишь Усадьба не убежище, а скорее база для операций.
Энсона загипнотизировал «ищущий» по имени Кэсси Герин 11 января 2005 года. Тремя днями позже Энсон — к отчаянию родителей, работавших на НАСА в Хантсвилле, штат Алабама, — покинул Техасский университет и отправился в Усадьбу обучаться у Баарса.
— Я знаю, вы считаете нас глупцами, — заметил Энсон с удивительной незлобивостью. — Но я не в обиде. Как я могу обижаться с таким знанием во мне?
— Вы это о чем?
— О «Системе отсчета». Когда ваш разум слеп и глух, заключен в тесную клетку, как можно упрекать вас в недальновидности? Конечно, вы цепляетесь за ее спасительные стены.
Энсон прямо светился, рассказывая про первые дни в Усадьбе и свои впечатления. Дженнифер тоже была новичком. Они подружились. Оба любили потанцевать. Но любовниками не стали, совсем нет. Когда я захотел узнать почему, Энсон просто пожал плечами: «Она же с Ксеном».
Я, пользуясь случаем, порасспросил про Баарса, надеясь обнаружить ревность — трудно было ее не заподозрить. Но если Энсон и злился на Советника — так они звали Баарса, — то ничем злости не выдал. Напротив — когда говорил про него, глаза загорались энтузиазмом, чуть ли не благоговением.
— Когда подъезжал, красоток видел — загляденье, — сообщил я неопределенно.
— Вы хотите спросить, спит ли Баарс с кем-нибудь еще?
Похоже, склонность к обескураживающим откровениям — фирменная особенность «системщиков». Люди обычно стараются обойти болезненное или вообще отмолчаться, «системщики» же вываливают с ходу все как есть. Хорошая привычка, жаль только, я оттого кажусь себе фальшивым насквозь.
— Нет… По правде, я узнать хотел — они… э-э… свободны?
Энсон глянул с мягкой укоризной, будто я у него спросил о различии между ролевой игрой и стрелялкой от первого лица, а он удивился моему беспросветному невежеству.
— Мистер Мэннинг, мне кажется, вы не за тех нас принимаете. Ксен не соблазняет учеников и не держит силой. Каждый из нас волен покинуть Усадьбу в любое время. Здесь вы не найдете громкого заголовка для таблоида.
Я припомнил разговор с Альбертом прошлым вечером. Несомненно, если кто и может придумать секту, на секту вовсе не похожую, так это Ксенофонт Баарс.
— Я и не ищу. Но ведь как Советник Баарс обладает определенными… хм… привилегиями, правами.
— И что?
Ага, тебе неприятно. Что ж, давить не будем, цапнем с другой стороны.
— Дженнифер ведь была ближе всех к Баарсу?
— Да, и что?
— По мне, вот и повод для ревности и злобы. Вы, Энсон, сколько угодно можете болтать про здешнее равенство и братство, но, по сути, у Баарса на руках все карты, и по какой-то причине он решил выдать Дженнифер козырь.
— Но они же влюблены друг в друга! Кто может злиться на это?
— А как насчет Стиви? Он него так и пышет гомосексуальной ревностью.
— Стивен боготворит Ксена и никогда не причинит ему вреда. Ничем!
— А потеря Дженнифер была болезненна для Баарса?
— Ну конечно!
У меня шея затекла, и я пригнул голову сначала к одному плечу, а потом к другому.
— Что-то ваш Советник не слишком-то удручен потерей. Это вас не удивляет? Они же были так близки. А по нему не скажешь, что горюет.
— Поймите, Ксен — первооткрыватель! Гений. Как Магеллан или Галилей. Подобных ему скорбь и горе не остановят, в особенности когда им доподлинно известна природа скорби. Он — первый, отдернувший занавес, увидевший, каковы мы на самом деле.
— Значит, откровение на него снизошло.
— Откровение откровений!
Я еще не говорил вам, что Энсон такой же псих, как и прочие «системщики»? Жуткий народец.
Тут мы перешли к рассказу о ночи исчезновения Дженнифер.
Поверьте, я-то уж знаю: никто не рассказывает дважды одно и то же.
Мне довелось вытерпеть множество яйцеголовых исследователей памяти. Один из них, Роберт Куниц, рассказал про эксперимент, когда испытуемым предложили записать, что они делали в день превращения «Челленджера» в груду дымящихся обломков. Через несколько лет этих людей разыскали и попросили сделать то же самое. Изрядная часть написала совсем другое. Некоторые даже на исследователей набрасывались: мол, они все подделали, вплоть до почерка.