Конечно, переписать память по-своему я не способен, но могу прокрутить, посмотреть под другим углом, пока не вылезут новые смыслы, ассоциации или пока смысл не растворится вовсе.
Учтите: в моей памяти пятьсот пятьдесят восемь женщин — и все прекрасны, даже дурнушки.
Целый гарем в душе. Воистину всякая палка о двух концах.
На втором месте после супругов Морроу в моем списке предпочтений значился Тим Датчисен. Похожего типа я видел в зеркале, до того как армия накачала мне мышцы и вытравила расхлябанность. Двадцать два или близ того, болтает руками — не знает, куда их деть. Вообще не имеет представления, как справиться со своим тощим, нескладным телом. Дергается, глаза закатывает, в особенности когда согласен. Улыбается нелепо, смешно, ненатурально. Скорее изображает улыбку. Но зубы чистые, белые. Даже когда стоит неподвижно, кажется: вот-вот побежит или только что прибежал, ни на секунду не расслабляется.
И болтун. Настоящая находка для шпиона. Из тех, кто, раскрыв рот, всегда вываливает много больше, чем собирался, в особенности если налит дерьмом по уши.
— Парни все меня зовут Датчи.
— Хорошо, Тим, то есть Датчи.
Работал он в местном «Квик-Пике» — ни много ни мало помощником менеджера. И не только сознался, что торчал в «Легендах» в ночь исчезновения Дженнифер, но и сообщил радостно о привычке глазеть на нее вместе с приятелями.
— Ох, вы не представляете, как она круто выглядела! Как танцевала с тем черным мужиком… а как одевалась! Боже ж мой! Вы не подумайте чего, но многие в «Легенды» из-за нее ходили. Знаете, когда она пропала и все такое, я вызвался участвовать в поисках, и не только потому, что из нашего прихода все вызвались. Ну, я так на нее запал, ну совсем запал! Знаете, ну, вы бы только ее видели! Но я всегда думал: ей бы поосторожнее, что ли… Ну, понимаете, красивая она, и одевается здорово, и танцует, но вот все ее замечают и, может, думают невесть что. Знаете, про оргии говорят в этой их Усадьбе всякое такое, и она тут приходит… Конечно, это слухи все, я не из тех, кто их разносит, но другие-то, даже из нашего прихода парни, они иногда увлекаются… ну, понимаете, как это? Я имею в виду, говорят всякое. Ну конечно, никто ничего взаправду, если она в нашу сторону посмотрит, мы сразу в пиво глаза опускаем. Боже мой, когда она мимо пару раз прошла, у меня аж коленки дрожали!
Посреди этого монолога Молли глянула на меня искоса, красноречиво глянула: мол, вот же кобеленыш паршивый! Думаю, ей не впервой убеждаться: все мужчины — свиньи. Женщины это понимают, но из-за условностей и уверток, сопровождающих слабый пол в общественной жизни, не все отличают по-настоящему озабоченных от недорослей вроде Тима, которых распирает от желания вывалить свои прыщавые комплексы на благодарных слушателей.
— Тим, а что за «ваш приход»?
Важный вопрос. За исчезновением Дженнифер наверняка таится изнасилование, а в Раддике нет известных полиции насильников. Я и надеялся найти кого-нибудь наподобие Тима, способного, как мне казалось, привести к местным извращенцам и озабоченным. Такая братия любит прятаться в тени креста.
— Приход нашего церкви, Церкви Третьего Воскресения.
— Как же, помню — проезжал мимо. Белая такая?
— Она самая. В эту субботу мы свинью жарим. Если желаете — милости просим! Приглашаем всех!
С этого диалога Молли и поверила в гениальность моего неприглядного «образа действия». Нет ничего проще, чем втереться в доверие, особенно к тем, кто тайно или явно страдает от одиночества, как Тим или Джил. Нужен лишь повод. Если он нашелся, если обменялись словами, ощутили интерес друг к другу — дальше дело техники, карабканье в гору к другой душе.
Наука коммивояжеров и страхователей жизни.
Шон говаривал: «Заводя друзей, заводишь и врагов». А в любом деле главное — ощутимый, полноразмерный злодей.
— Кстати, Тим — пардон, Датчи, — «Квик-Пик» во сколько закрывается по субботам?
— В полночь. А что такое?
Я постучал по пачке «Уинстона» в кармане штанов.
— Покуриваю. Ну, вы понимаете.
— Курение убивает, — сказал он и отсалютовал испятнанными никотином пальцами.
Около девяти вечера я набрал номер Нолена. Поздоровались, Нолен осведомился: «Чем занимаешься?» Из трубки доносились звуки дожевывания, обрывки телеголосов. Представилась воочию ноленовская семья, сгрудившаяся в гостиной у экрана, рассеянно и бессмысленно глазеющая на очередное телебезобразие.
— Я в библиотеке, микрофильмы просматриваю, — соврал я.
— В библиотеке?! Десятый час же!
— Я в Питтсбурге, читаю про «системщиков».
— О-о! — Он рассмеялся смущенно. — Нет покоя грешникам.
Я удобно устроился на кровати, выпустил струю пахучего дыма и подтвердил: «Угу, нет покоя». Рассказал про встречу супругов Морроу с Дженнифер в ночь ее исчезновения.
— Нутро мне подсказывает: наверное, копать тут нечего, но вы мне показались человеком, любящим расставлять точки над «i».
— Именно, — подтвердил он гордо. — Спасибо, Апостол.
Снова хруст в трубке — жует. Я заметил: большинство, говоря по телефону, отвлекаются, смотрят куда-нибудь в сторону, чтобы сосредоточиться на сказанном. Но есть люди, способные болтать в трубку, одновременно глазея в телевизор и жуя.
— Рад стараться.
Пауза заполнилась хрустом: пока я отвечал, этот недоносок сунул в пасть горсть жареной картошки. Заглотил, осведомился бодро: «Мы же справимся, верно? Спасем бедную девушку!»
Конечно, чего уж там.
Нагрузимся чипсами и отправимся спасать — по кусочку зараз.
Дорожка седьмая
ЛЮДИ
Четверг
Чего я совершенно не выношу в людях — всех, за исключением собственной персоны, — так это манеру кроить мир под собственное убожество. Все, буквально все повторяют одно и то же. Везде «Эксон». Везде «Квик-Пик». Товары под копирку в магазинах под копирку на улицах под копирку в городах под копирку. Как в старом мультике про шерифа Дуга.
Конечно, вам тоже однообразие надоедает. Но вы по-прежнему выстаиваете очередь, как всегда заказываете пару куриных макнаггетсов и несуразную кучу пакетиков с соусом к ним — на всякий случай. Если судить по вашей болтовне, вы восторгаетесь новеньким, обожаете неожиданности, но платите за повторение старого и знакомого. О великое благословение забывчивости! Она так уютно прикрывает противоречие между словами и кошельком, не говоря уже про некоторый диссонанс между доброй христианской натурой и коллекцией порно в загашнике.
Тут все одно к одному. До предела обезопасить жизнь от сюрпризов ради иллюзорной возможности ею управлять и катиться по ней на автопилоте, ублажая брюхо и тщеславие. Вся куча дерьма общего пользования: и блокбастеры, и ширпотреб с полок, и сладкая попса миллионного прицела, и прочее мыло из разряда стократ пережеванного — попросту продолжение вашего беспамятства и лени. Эластичные трусы для жиреющей души.