— Великий шрайя, — ровно сказал Наутцера. Майтанет прибыл сюда?
С лучистой теплой улыбкой на устах мужчина рассматривал членов Кворума, переводил взор на темные бастионы Атьерса… Шагнул вперед. А затем внезапно — движение было слишком быстрым, чтобы осознать его, — схватил Симаса за основание черепа.
Воздух задрожал от колдовского шепота. В глазах вспыхнуло пламя Гнозиса. Замерцали Стражи. Почти разом члены Кворума заняли оборонительную позицию. Пыль и щебень поползли по пристани.
Симас обмяк, как котенок, его белая голова запрокинулась. Шрайя душил его.
— Отпусти его! — крикнул Ятискерес, отступая назад вместе с остальными.
Майтанет заговорил так, словно учил их убивать кроликов.
— Если сдавить вот здесь, — сказал он и встряхнул старика, будто хотел подчеркнуть свои слова, — эти твари совершенно теряют силу.
— Отпусти…
— Отпусти его!
— Что это за безумие? — воскликнул Наутцера.
Только он один не поставил защиту и не пятился вместе с остальными по причалу. Он встал между шрайей и своими собратьями, словно прикрывал их.
— А если ты подождешь, — продолжал Майтанет, глядя прямо на Наутцеру, — если ты подождешь, то раскроется его истинное лицо.
Старый колдун задыхался. Но в его движениях было что-то странное. Что-то не старческое. Что-то не…
— Он же убьет его!
— Молчать! — рявкнул Наутцера.
— Мы узнали об этом, допрашивая остальных тварей, — сказал Майтанет, и раскаты его голоса заставили всех умолкнуть. — Это случайность, аномалия, которую, по счастью, ее создатели не сумели устранить.
Что «это»?
— О чем ты говоришь? — воскликнул Наутцера.
Тварь, называвшая себя Симасом, затрясла слабыми конечностями и завыла на сотню безумных голосов. Майтанет расставил ноги, покачиваясь, как рыбак, когда он держит дергающуюся акулу. Наутцера попятился и поднял руки в оберегающем знаке. С жалким ужасом он смотрел, как знакомое лицо раскрылось и выпустило вверх кривые щупальца.
— Шпион-оборотень, к тому же умеющий колдовать, — скривившись от напряжения, сказал шрайя Тысячи Храмов. — Оборотень, имеющий душу.
И великий старый чародей понял то, что знал всегда.
Весна, 4112 год Бивня, Шайме
Восторженные песни звенели, перекрывая топот несущихся галопом лошадей. Кто-то свистнул протяжно и громко. Пройас придержал лошадь, остановился перед своими рыцарями. С бессмысленным лицом и сжавшимся сердцем он ошеломленно смотрел на восточный горизонт.
Поначалу он боролся с ужасающим ощущением банальности. Уже много дней их цель лежала прямо за горизонтом. Незримая, она казалась одновременно темной и золотой. Ее святость ужасала, он должен был упасть ниц перед ней. Но теперь…
Теперь он не собирался падать. Ему вообще не хотелось ничего, кроме как дышать и смотреть. Когда он глядел на своих соратников, Людей Бивня, те казались ему наемниками, оценивающими добычу, или голодными волками перед стадом. Или так и бывает, когда мечты встречаются с реальностью? При виде великого города на горизонте он ощутил лишь привычное изумление. Он всегда испытывал это чувство, глядя издалека на лабиринт стен и человеческих жизней, куда вскоре предстояло погрузиться. И более ничего.
Слезы потекли прежде, чем пришла боль. Пройас поднял руку стереть их и удивился длине и жесткости своей бороды. Где Ксинем? Он же обещал описать ему…
Его плечи вздрогнули от немых рыданий. Небо и город закружились в мелькании солнечных лучей. Он вцепился в железную луку седла. Большим пальцем нащупал привязанную флягу.
Наконец он справился со слезами и огляделся по сторонам. Он слышал и видел, как плачут остальные. Дочерна загорелые мужчины срывали с себя рубахи и, раскинув руки, падали в траву. Они рыдали, глядя на город, словно от ненависти к жестокому отцу.
— Милосерднейший Бог Богов, — начал кто-то за спиной у Пройаса, — Тот, который ходит меж нами… бесчисленны Твои святые имена.
Слова звучали гулко и гортанно, становились все более неотвратимыми и благоуханными, пока всадник за всадником присоединялись к молитве. Вскоре отовсюду гремел хор хриплых голосов. Они были верны, они пришли с оружием, дабы покончить с долгими годами злодеяний. Они были Людьми Бивня, потерявшими все и сокрушенными. Они смотрели на землю, которой дали множество смертельных клятв… Сколько же братьев? Сколько сыновей и отцов?
— Да насытит Твой хлеб наш ежедневный голод… Пройас присоединился к молитве, хотя понял причину своего смятения: они — мечи Воина-Пророка, а это город Айнри Сейена. Ход сделан, правила изменились. Келлхус и Кругораспятие изменили все прежние точки зрения и цели. И вот они, свидетели прошлого завета, праздновали достижение цели, превратившейся в промежуточную остановку…
И никто из них не знал, что это значит.
— Суди же нас не по нашим проступкам… Шайме.
— Но по нашим стремлениям… Шайме, наконец-то.
Если этот город не был святым раньше, подумал Пройас, то Ксинем и все бесчисленные павшие сделали его таковым. Дороги назад нет.
Айноны Мозероту рассыпались по невысоким холмам, а их палатин, безжалостный Ураньянка, повел Воина-Пророка к лучшей точке обзора. Они вдвоем остановились у стены столь древней, что на ее полуразрушенном гребне проросла трава. Это был один из многочисленных разрушенных мавзолеев, разбросанных по холмам.
Перед ними простиралась равнина Шайризора, черная после недавних пожаров, уничтоживших поля и плантации. Река Йешималь делила ее пополам, извиваясь, как веревка, между фиолетовыми и розовато-лиловыми предгорьями Бетмуллы. Посреди долины, между двумя выходившими к Менеанору отрогами, стоял великий город. Его мощные белокаменные стены сверкали на солнце. По всему периметру были начертаны огромные глаза, каждый высотой с дерево.
Казалось, что сам город смотрит на воинов.
Шайме. Святой город Последнего Пророка. Наконец-то.
Люди падали на колени, рыдая, как дети, или просто застыли и смотрели, а лица их были пусты.
Имена городов подобны корзинам: когда люди узнают их, они уже набиты мусором и драгоценностями, смешанными в разных пропорциях. Но порой события опрокидывают их, чтобы наполнить новым грузом. Более весомым. Более мрачным. Таково было имя Шайме.
Они пришли с четырех сторон Эарвы. Они голодали у стен Момемна. Пережили великое кровопролитие Менгедды и Анвурата. Их ярость очистила Шайгек, они пересекли раскаленные равнины Великого Каратая. Они выдержали чуму, голод и сомнения. Они чуть не убили пророка собственного Бога. Теперь же наконец они приблизились к цели своего мучительного пути.
Для благочестивых и чувствительных это был миг свершения. Но для тех, кого изранили бесконечные испытания, настала пора измерить все. За что они заплатили столькими страданиями? Что возместит их утраты? Это самое место? Этот белоснежный город?