Ахкеймион положил пергамент на колени, продолжая придерживать его за уголки. Двое мужчин задумчиво переглянулись… В глазах старого учителя сплелись замешательство и облегчение.
— Это письмо — единственное, что я вынес из пустыни, — сухо обронил Пройас, — не считая меча, доспеха и крови предков в моих жилах. Единственное, что я сберег.
— Зови их, — сказал Ахкеймион. — Собирай Совет. Золотое утро исчезло. С черного неба хлынул дождь.
ГЛАВА 24
КАРАСКАНД
«Они разят слабых и именуют это правосудием. Они распоясывают свои чресла и именуют это возмещением. Они лают как псы и именуют это рассудком».
Онтиллас, «О глупости людской»
4112 год Бивня, конец зимы, Карасканд
Из серых полос облаков сыпался дождь. Он стучал по крышам и мостовым. Он булькал в сточных канавах, смывая чешуйки засохшей крови. Он барабанил по обтянутым кожей черепам мертвецов. Он целовал верхние ветви древнего Умиаки и погружался в глубины его кроны. Миллионы капель. Они собирались в развилках ветвей, сливались в струйки, пронизывали темноту поблескивающими белыми нитями. Вскоре ручейки стекли по пеньковой веревке и принялись, словно стеклянные шарики, срываться с бронзового кольца и растекаться по коже — и по живой, и по мертвой.
В Калауле тысячи людей в поисках укрытия спрятались под шерстяные плащи или щиты. Другие причитали, протягивали руки, молились, пытаясь понять, что знаменует собой этот дождь. Молнии слепили их. Потоки воды хлестали их по щекам. А гром бормотал тайны, которые они не могли постичь.
Они протягивали руки в мольбе.
Спал он плохо. В сон его то и дело вторгались слова и дела Дунианина. «Великие все еще прислушиваются к тебе», — сказала эта мерзость. Серве обмякла в руках Сарцелла, потекла кровь. «Помни тайны битвы — помни!»
Найюр проснулся от дождя и шепота.
«Тайны битвы…
Великие прислушиваются…»
Не найдя Пройаса в усадьбе, Найюр погнал коня ко дворцу сапатишаха на Коленопреклоненном холме — перепуганный управляющий сказал, что принца можно найти там. К тому времени, как скюльвенд добрался до первых построек дворцового комплекса, расположенных у подножия холма, дождь начал иссякать. Солнце рассыпало сверкающие лучи по темному небу. Погоняя изголодавшегося коня, Найюр бросил взгляд через плечо и увидел, как оно пробилось через клубящиеся черные тучи. От холма до холма, от мешанины построек Чаши и до самых Триамисовых стен, темных, теряющихся в дымке, лужи вспыхнули белым, словно тысячи серебряных монет.
Найюр спешился во внешнем дворе. Казалось, будто каждое мгновение в ворота с цокотом въезжает новый отряд вооруженных всадников. Кроме стражников-галеотов и нескольких кианских рабов, истощавших до состояния скелета, все принадлежали к кастовой знати, судя по одежде и манерам. Найюр узнал многих участников прошлых Советов, но почему-то никто не осмелился поприветствовать его. Он прошел следом за айнрити в полумрак Входной залы, где столкнулся с Гайдекки, облаченным в темно-красное одеяние.
Палатин остановился и возбужденно уставился на скюльвенда.
— Сейен милостивый! — воскликнул он. — С тобой все в порядке? Там что, новая схватка на стенах?
Найюр взглянул на свою грудь: белая туника вся пропиталась красным.
— У тебя разрезано горло, — удивленно сказал Гайдекки.
— Где Пройас? — отрывисто спросил Найюр.
— С другим мертвым, — загадочно ответил палатин, указав на цепочку людей, исчезающих во внутренних покоях дворца.
Найюр пристроился следом за отрядом буйных туньеров, возглавляемых Ялгротой Гибелью Шранков. Соломенные косы Ялгроты украшали железные гвозди, согнутые наподобие бивней, и сморщенные головы язычников. В какой-то момент великан резко повернулся и враждебно уставился на скюльвенда. Найюр ответил ему не менее свирепым взглядом; душа его выкипела при мысли об убийстве.
— Ушуррутга! — фыркнул туньер и отвернулся.
Его соотечественники разразились гортанным смехом, а Ялгрота ухмыльнулся.
Найюр плюнул на стену, потом яростно огляделся. И на кого бы ни падал его взгляд, люди поспешно отводили глаза — так ему казалось.
«Все они! Все они!»
До него словно бы донесся шепот его соплеменников-утемотов…
«Плакса…»
Сводчатый коридор закончился у бронзовых дверей, открытых нараспашку и подпертых, чтобы не захлопывались, двумя бюстами. Наверное, это были изображения былых сапатишахов или реликты времен нансурской оккупации. Войдя в дверь, Найюр очутился в большом зале и принялся проталкиваться через толпу кастовых дворян. От множества голосов в зале стоял гул.
«Слюнявый мужеложец!»
Зал был круглым и куда более древним, чем большая часть дворца, — наверное, киранейский или шайгекский. Центр зала занимал роскошный ковер с медно-золотыми узорами, а на нем стоял стол, вырезанный из белого селенита. От края ковра начинали расходиться концентрические ярусы амфитеатра, позволявшие всем собравшимся видеть стол внизу. Сложенные из огромных глыб стены были увешаны канделябрами и украшены характерными драпировками в кианском вкусе. Стрельчатый купол из фигурно обточенного камня неясно вырисовывался над головой; казалось, он держится сам, наподобие известкового раствора. Через окна у основания купола в зал проникал свет, белый и рассеянный, а высоко над центральным столом висели языческие знамена, колыхаясь от сквозняка.
Найюр обнаружил Пройаса возле стола. Принц стоял, наклонив голову, и внимательно слушал приземистого человека. Его сине-серая одежда на коленях была испачкана в грязи, а по сравнению с угловатыми фигурами окружающих он казался почти непристойно толстым. Кто-то закричал с ярусов, и человек обернулся на звук; через его незаплетенную бороду тянулось пять белых прядей. Найюр уставился на него, не веря собственным глазам.
Это был колдун. Мертвый колдун.
Что здесь происходит?
— Пройас! — крикнул он.
Ему не хотелось подходить ближе.
— Нам нужно поговорить!
Конрийский принц осмотрелся и, отыскав его взглядом, нахмурился почти как Гайдекки. Колдун, однако, заговорил снова, и в результате принц раздраженно отмахнулся от Найюра.
— Пройас! — прорычал Найюр, но принц ответил лишь яростным взглядом.
«Идиот!» — подумал Найюр. Осаду можно прорвать! Он знает, что им нужно делать!
Тайны битвы. Он вспомнил…
Он нашел себе место на ярусе, где собрались Меньшие Имена и их вассалы, и принялся наблюдать за Великими Именами, устроившими перебранку. Голод в Карасканде дошел до таких пределов, что даже верхушка айнрити вынуждена была есть крыс и пить кровь своих лошадей. Вожди Священного воинства сделались костлявыми и изможденными, и на многих — особенно на тех, кто прежде был толстым, — болтались кольчуги, так что они напоминали юнцов, напяливших для игры отцовские доспехи. Они выглядели одновременно и нелепо, и трагично, с неуклюжим величием умирающих властителей.