Око Судии - читать онлайн книгу. Автор: Р. Скотт Бэккер cтр.№ 113

«Высочайший двор его величества короля Сакарпского».

Завидев его, Порспариан поспешно встал на колени у его ног, рухнул охапкой коричневой ветоши.

— Что ты со мной сделал? — рявкнул Сорвил.

Раб поднял на него глаза, в которых стояла не только тревога, но и обида. Сорвил никогда не обращался с ним даже как со слугой, не только как с рабом.

Он схватил старика за руку, рывком поднял на ноги с легкостью, поразившей его самого.

— Что? — крикнул Сорвил.

Он помолчал, изобразил на лице досаду и сожаление, постарался припомнить шейские слова, которым обучил его Эскелес. Такое-то он наверняка сумеет спросить — это ведь так просто!

— Ты делать что? — выкрикнул он.

Ответом был затравленный непонимающий взгляд.

Сорвил отбросил шайгекца и, все с тем же суровым видом, изобразил, что берет землю и мажет себе по щекам.

— Что? Ты делать — что?

Словно вспорхнув на крыльях, замешательство Порспариана разом сменилось каким-то странным ликованием. Он осклабился, закивал, как сумасшедший, удостоверившийся в реальности своих галлюцинаций.

— Йемарте… Йемарте’сус!

И Сорвил понял. Кажется, впервые он на самом деле услышал голос своего раба.

— Благословил… Я благословил тебя.

Душа, блуждая, забрела далеко,

куда не проникает солнца свет,

в края, неведомые племенам и картам,

вдыхая воздух, предназначенный лишь мертвым,

лишь о страдании петь могла.

Протатис. «Сердце козла»

Весна 20-го года Новой Империи (4132 год Бивня), гора Энаратиол

Она была напугана, но жива.

Мимара бежала по рассыпающимся костям, и высоко в воздухе над нею держалась точка яркого, как солнце, сияния. Мысли ходили по кругу, а глазами она видела, как свет колеблется и качается, и ей думалось, что это невозможно: свет лился, он был такой же, как всегда, так же обнажал поверхность предметов, и в то же время ему не хватало какой-то цельности, как будто он был пропущен через фильтр и лишен каких-то важных наслоений.

Колдовской свет, растянувшийся на развалинах, как полинявшая шкура. Ее свет!

Конечно, страх теснил. Мимара знала, почему волшебник вручил ей этот дар, знает, пожалуй, лучше, чем он сам. Часть ее души не выживет в этом потустороннем лабиринте…

Великий Кил-Ауджас.

История часто представлялась ей как вырождение. Много лет назад, вскоре после того, как мать привела ее на Андиаминские Высоты, Момемн поразило землетрясение, не слишком жесткое, но достаточно сильное, чтобы потрескались стены и с них обрушились гербы и украшения. Особенно пострадала одна фреска — «Осто-Дидиан», как называли ее евнухи, — изображающая битву при Шайме времен Первой Священной войны, и на ней сражающиеся сгрудились щит к щиту, меч к мечу, как связанные вместе куклы. Если по остальным фрескам всего лишь паутиной пошли трещины, то эту словно били молотками. Осыпались целые фрагменты, открыв более темные и старые изображения: обнаженные мужчины на спинах быков. В отдельных небольших углублениях даже этот слой треснул, особенно около центра, там, где когда-то висел в небе непропорционально большой ее отчим. Там, стерев белую пыль, она увидела мозаичное лицо молодого человека с развевающимися на ветру черными волосами и по-детски широко открытыми глазами, неотрывно глядящими на невидимого врага.

В этом и состоит история: напластования веков, как будто штукатурки и краски, так что каждое изображение саваном окутывает предыдущее, и свет настоящего отступает, от нелюдей к Пяти Племенам и дальше к Новой Империи, и приходит наконец к маленькой девочке в объятиях мужчины с сильными руками…

Дальше — дочь, которая обедает со своей матерью-императрицей, слушает постукивание золота по фарфору, следит за ее глазами, в которых блуждает горе, а ее угрызения совести сгустились так, что почти стали осязаемы.

Дальше — женщина, беснующаяся у подножия башни волшебника.

И — сейчас.

История часто представлялась ей как вырождение, и какое еще нужно доказательство теперь, когда они идут под стеной, хранящей свидетельства человеческой ненависти, когда дотронулись до хрупкого стекла изначальных вещей?

Кил-Ауджас. Великий и мертвый. Слой мозаики, показавшийся на поверхности. Что есть по сравнению с ним налет человеческой истории на его поверхности?

Повсюду царил запах древности, воздуха, лишенного привкуса и движения до такой степени, что даже от пыли, которую они взбивали сапогами, он словно становился моложе, как будто пыль переносила его в человеческие масштабы. Воздух, не имеющий возраста. Мертвый воздух, тот, что остается в груди трупов.

И повсюду — ощущение тяжести и удушья. Мимаре вспомнились собственные вспышки ярости, когда ей хотелось снести все вокруг и чтобы ее гибель стала ее мщением. Интересно, каково это — быть прихлопнутым между ладонями гор? Все потолки обрушатся, пол вздрогнет, как живой. Угаснет свет. Прокатится и замрет грохот. Погребено будет все, даже пыль. Руки и ноги станут как стебли травы. Жизнь вытечет сквозь разломы и трещины.

В темноту, которая живет внутри камней.

Мимара несла свет божественного присутствия — Суриллическая Точка, так он назвал его — и бежала по камню, который был старше, чем самые древние племена людей. Она так незаметна против империи и честолюбивых замыслов, и — освещает. Да, это так просто — это так ничтожно и скромно. Но так начинается величие.

Мимара удерживает вокруг себя сферу видимости, разросшуюся и заметную только там, где свет касается пола и развалин, покрывая их морозной белизной. Она — ведьма… сбылось! Как не сжать зубы в мрачном ликовании? Сколько раз она мечтала, прижатая к постели, как ее слова станут светом и огнем?

Экспедиция остановилась, встретила ее с удивлением и испугом. Мимара рассказала им, что Сарл с Ахкеймионом идут следом. Охотники смотрели искоса, отступали назад, как будто восстанавливая угол зрения. От света чувствуется покалывание. Тело норовило вышагивать с нарочитой важностью, и Мимаре вспомнились ее подружки-рабыни в Каритусале, как они, надевая обновку, расхаживали так, словно были какими-то редкостными диковинными драгоценностями. Ей тоже случалось горевать из-за платьев.

Шкуродеры повернулись к черноте у себя за спиной, разглядывая плоскую темень. Когда глаза оказались бессильны, охотники принялись изучать Мимару. Они казались единой стеной, хотя стояли порознь между своими мулами. Ее свет покрывал позолотой их оружие. Он отражался в ободах щитов, высвечивал металлические зубцы, набитые на деревянные края. Согревал потертую кожу, прожилки и трещинки вдоль швов. Он вырисовывал встревоженные лица, плясал серебряными отсветами вверх и вниз по их не знающим покоя мечам. Рисовал белые кружки в черных глазах вычеканенных зверей.