Земля была сухой от жары, воздух раскалённым. Плут бросил взгляд на прохладное голубое небо, где он ещё недавно летал на своём верном «Буревестнике». Сердце было переполнено восторгом от вольного полёта, свежего ветра, дующего ему в лицо, и тогда он даже представить себе не мог, как туго тем, кого вели на цепи.
«Теперь я один из них. Точка на поверхности земли», — мрачно подумал Плут.
Погруженный в печальные мысли, Плут не заметил, как невольничий караван свернул с центральной дороги, ведущей к реке. Только когда надсмотрщик заревел «Стой!», юноша понял, что находится в одном из самых богатых районов Нижнего Города. Здания были высокими и нарядными, и хотя пора расцвета безвозвратно миновала, здесь явно чувствовались следы былой роскоши и красоты.
— Пришли, — рявкнул надсмотрщик. — Отцепите одиннадцатого.
Плут сморщил лоб. Одиннадцатый? Да это же он! Кто же купил его?
Рабы жалобно стонали, звеня цепью.
— Стоять смирно! — заревел надсмотрщик, угрожающе поднимая хлыст.
Несчастные замерли.
Плоскоголовые гоблины отомкнули замок на колодке и поволокли Плута к маленькой двери в глухой стене высоченного сооружения. С первого взгляда Плут узнал здание. По фасаду гигантского строения, облупившегося и исцарапанного, на каждом выступе, на круговом цоколе, в каждой нише стояла статуя — десятки фигур на каждом этаже.
Дворец Статуй. Он выглядел совсем иначе, чем с воздуха: более величественным и более зловещим, — но ошибки быть не могло.
— Шевели ногами! — пробурчал плоскоголовый, ткнув Плута кулаком в спину.
Плут споткнулся о камень, лежавший у него на пути, и распростёрся на жёсткой мостовой.
Стражник схватил Плута за шиворот и рывком поднял на ноги. Дав пинка, препроводил к двери, и всё же Плут успел разглядеть, обо что он споткнулся.
На земле валялся раздроблённый памятник одного из старейших членов Лиги, статуя упала с площадки верхнего этажа, тесно уставленной каменными изваяниями. Пустые, незрячие глаза патриарха глядели на Плута.
«Ты похож на меня, — подумал Плут. — Я тоже упал с высоты на землю».
Со скрипом отодвинулись засовы на внутренней стороне двери. Сперва нижний. Потом верхний. И дверь распахнулась с мягким щелчком.
Глава шестая. Гестера Кривошип
За дверью, перед которой стоял Плут, зиял чёрный проём. Почему его привели сюда, в старинный Дворец Статуй?
Из кромешной тьмы высунулась костлявая рука с узловатыми пальцами и зазубренными жёлтыми когтями. У Плута комок застрял в горле, когда его схватили за запястье и потащили… Вокруг царила мёртвая тишина. Противоестественная, давящая, она стучала у Плута в ушах, после ослепительного солнца глаза никак не могли привыкнуть к полумраку напоминающего пещеру зала. После изнуряющей жары и духоты на улице воздух здесь был прохладен и свеж.
Плута держали за руку железной хваткой.
Перед ним стоял гоблин преклонных лет, тощий, сутулый, с глубокими морщинами на лбу и седыми кисточками на ушах. На первый взгляд старик еле держался на ногах, но он явно обладал силой и властью.
— Номер одиннадцать, не так ли? — пробормотал старик, разглядывая цифры, намалёванные на куртке Плута. — Сейчас Костоглот отведёт его на кухню. Костоглоту не нужны неприятности. Костоглот делает то, что ему велят.
Гоблин махнул рукой, жестом приказав Плуту следовать за ним, и зашагал по прохладным мраморным плитам, выстилавшим приёмный зал.
Когда глаза Плута привыкли к призрачной игре теней в полутёмном помещении — лучики света проникали сюда лишь сквозь щели наглухо закрытых ставней, — он увидел статуи, сотни статуй, изваянных мастерами разных эпох. Несметное полчище фигур, водружённых на рифлёные пьедесталы и фестончатые постаменты, теснилось по всем четырём стенам зала; скульптуры прятались в альковах и нишах, украшали парадную лестницу, маячили на высокой балюстраде.
Каждый монумент здесь, подобно тем, что размещались на фронтоне, был создан в честь какого-либо члена Лиги. Возле Плута стоял низенький тучный купец, сжимающий в руке обрывок выточенной из мрамора верёвки, — вероятно, она символизировала товар, на котором предприимчивый делец нажил своё состояние; другая скульптура изображала звездочёта, приставившего к глазу подзорную трубу, третья — охотника с ежеобразом у ног. Все как на подбор были в длинных мантиях со шлейфами, их роскошная одежда с пуговицами из драгоценных камней, меховыми воротниками и кружевными манжетами сверкала белизной. Идолы уставились на Плута немигающими глазами, и юноше показалось, что статуи насмешливо прищуриваются, кривя губы в ухмылке.
— Они следят за стариком Костоглотом, — проворчал гоблин себе под нос, подталкивая Плута. — Они следят за тобой, старик, поджидая удобного момента, чтобы свалиться тебе на голову, когда ты этого совсем не ждёшь. Только Костоглот не дурак. Его на мякине не проведёшь.
— И гоблин изо всех сил пихнул Плута в спину.
На теряющихся во мраке статуях, догадался Плут, были вовсе не плащи и не мантии — все фигуры были опутаны серой паутиной, на которую осела стародавняя пыль. Паучья сеть оплетала пальцы, свешивалась, как истрёпанная кисея, с простёртых рук, густой вуалью укутывала лица.
Они с Костоглотом добрели до противоположного конца зала, гоблин приблизился к обитой панелями двери, врезанной под приземистой аркой. По обе стороны её возвышались каменные стражи, плотно укрытые паутиной. Костоглот нащупал ручку и изо всех сил навалился на тяжёлую дубовую дверь. Наконец дверь поддалась.
— Проходи, номер одиннадцать, — хмыкнул гоблин. — Нехорошо заставлять её ждать! Гестера Кривошип этого не любит! Костоглоту это хорошо известно! Да, да, очень хорошо…
Плут, оступившись, шагнул вперёд и оказался на площадке лестницы, круто сбегающей вниз.
— Ступай туда, — скомандовал Костоглот, — по ступенькам. Гестера тебя заждалась.
Дверь захлопнулась. Юноша глянул в проём лестницы. Там теплился ядовито-оранжевый свет. Вцепившись в перила покрепче, Плут на подгибающихся от страха ногах стал спускаться вниз.
Всё ниже и ниже уводили его ступени в мрачные дворцовые подземелья. Он шагал по осклизлым, истёртым деревянным доскам — грубым поперечинам, вмонтированным в каменные подпорки здания. Ступени скрипели, вибрируя под ногами, и Плуту приходилось идти очень осторожно, чтобы не потерять равновесие. Чем ниже он спускался, тем горячее становился воздух, насыщенный странными испарениями. Едкие, пахучие ароматы менялись с каждым шагом: то несло кислятиной, то веяло металлом, — и каждый новый запах смешивался с дымом, закрывавшим густой пеленой еле тлеющий оранжевый огонёк.