— Хороший мальчик, не плачь, — молил он. — Никто не любит, когда дети плачут.
— Этот ребенок рожден специально для отдела особых закупок, так ведь? — негромко обратился к нему закупщик.
В горле у Цзинь Юаньбао пересохло, слова застревали, и голос был не его.
— Значит, этот ребенок не человек, верно? — продолжал закупщик.
— Верно. Не человек.
— Значит, ты продаешь специальный продукт, а не ребенка, так?
— Так.
— Ты передаешь нам товар, мы платим тебе деньги; ты желаешь продать, мы желаем купить, это справедливый обмен. И после совершения обмена никаких претензий, так?
— Так.
— Прекрасно, вот здесь оттиск пальца поставь! — Закупщик подвинул через стол отпечатанный документ и подушечку с красной тушью для личных печаток.
[81]
— Товарищ, я читать не умею, — признался Цзинь Юаньбао. — Что здесь такое написано?
— То, что мы с тобой сейчас обговорили.
Цзинь Юаньбао оставил большой красный отпечаток пальца там, где было указано. От сердца отлегло, будто он завершил большое дело.
Подошедшая приемщица взяла у него из рук Сяо Бао. Тот продолжал хныкать, но женщина сдавила ему шею, и ребенок тут же затих. Цзинь Юаньбао весь аж изогнулся, чтобы видеть, как она снимает с Сяо Бао одежду, быстро, но тщательно осматривает с головы до ног: даже ягодицы раздвинула и крайнюю плоть на пипиське оттянула, чтобы взглянуть на головку.
Хлопнув в ладоши, она бросила сидевшему за столом:
— Высший сорт!
От волнения Цзинь Юаньбао чуть не подпрыгнул, на глазах выступили слезы.
Другой приемщик поставил Сяо Бао на весы и негромко произнес:
— Двадцать один цзинь четыре ляна.
Закупщик понажимал маленькую машинку, и та со скрежетом выплюнула листок бумаги. Он поманил рукой Цзинь Юаньбао, который, приблизившись на шаг, услышал:
— Высший сорт — сто юаней за цзинь, двадцать один цзинь четыре ляна составляет две тысячи сто сорок юаней.
Он вручил Цзинь Юаньбао пачку купюр и листок:
— Пересчитай.
Руки у Цзинь Юаньбао так тряслись, что, взяв деньги, он еле сумел пересчитать их. Мысли в голове путались.
— Это всё мне? — вопросил он дрогнувшим голосом, вцепившись в деньги.
Закупщик кивнул.
— Я могу идти?
Тот снова кивнул.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Мальчик сидел, поджав ноги, на большом позолоченном подносе. С золотисто-желтого тела стекало ароматное масло, на лице застыла глуповатая улыбка, наивная до смешного. Вокруг тела красовалась гирлянда из изумрудной зелени и ярко-красных цветков редиски. Ни жив ни мертв, следователь уставился на мальчика и сглотнул подступивший к горлу желудочный сок. Мальчик ответил ему живым взглядом, из ноздрей у него шел пар, а губы шевелились, будто он вот-вот заговорит. Эта улыбка, ее наивность вызвали целый сонм мыслей, лицо мальчика показалось следователю очень знакомым, будто он недавно его видел. В ушах звучал звонкий смех. Маленький ротик дышит ароматом свежей клубники. «Пап, расскажи сказку». — «Отстань от папы». А вот розовощекий малыш на руках у нежно улыбающейся жены. Улыбка на лице жены вдруг сменяется странным, страшным выражением, щеки у нее подергиваются, но она пытается сделать вид, что ничего не случилось. «Ублюдки!» Зло хлопнув рукой по столу, он встает.
На лице Цзинь Ганцзуаня появляется многозначительная усмешка. Директор шахты с партсекретарем таинственно и подобострастно улыбаются. Или это всё во сне? Вытаращив глаза, следователь пристально всматривается: нет, мальчик так же сидит на подносе, поджав ноги.
— Прошу, товарищ Дин Гоуэр! — говорит Цзинь Ганцзуань.
— Это у нас самое знаменитое блюдо, — подхватывают партсекретарь с директором. — Называется «Цилинь приносит сына». Им мы потчуем иностранных гостей, у них остается глубокое и незабываемое впечатление, и они не скупятся на самые высокие похвалы. С помощью этого блюда мы заработали для страны немало драгоценной валюты. Подаем и самым почетным гостям. Таким, как вы, например.
— Просим, просим, товарищ Дин, старина! Просим вас, следователь прокуратуры по особо важным делам Дин Гоуэр, отведайте нашего фирменного блюда, — с нетерпением торопят они, уже вооружившись палочками для еды.
От мальчика исходит аромат, перед которым трудно устоять. Глотая слюну, Дин Гоуэр сует руку в папку. Рука нащупывает гладкий ствол и ребристую рукоять пистолета с пятиконечной звездой в центре. Ствол круглый, мушка треугольная; рука горячее, и пистолет кажется прохладным. «Все мои ощущения в порядке, суждения — тоже. Я не пьян, я — следователь Дин Гоуэр, меня прислали в Цзюго расследовать дело о поедании мальчиков руководящими работниками во главе с Цзинь Ганцзуанем. Обвинение серьезное, дело из ряда вон выходящее, преступление тяжкое, неслыханная жестокость, беспрецедентное разложение. Я не пьян и не брежу, и если они думают, что им все это сойдет с рук, то ошибаются. Ишь, поставили передо мной блюдо из младенца, как они его назвали — „Цилинь приносит сына“? Я в здравом уме, но на всякий случай проведем самопроверку: восемьдесят пять умножить на восемьдесят пять равняется семь тысяч двести двадцать пять. Ишь удумали, не подкопаешься: убили младенца и подсунули — на, мол, ешь. Хотели рот мне заткнуть, заговорщики, скоты, звери».
И выхватив пистолет, он заорал:
— Не двигаться, руки вверх, зверюги этакие!
Трое мужчин замерли, где сидели, а девицы в красном с пронзительным визгом сбились стайкой, как перепуганные цыплята. С пистолетом в руке Дин Гоуэр отодвинул стул и отошел на пару шагов, встав спиной к окну. «Будь у них боевой опыт, — промелькнуло в голове, — на таком близком расстоянии им ничего не стоило бы выхватить у меня пистолет, но у них этого опыта нет». И вот теперь все трое стояли под дулом пистолета, и никто даже не собирался предпринимать какие-либо безрассудные действия. Когда Дин Гоуэр вскочил, зажатая между ног папка упала на пол. Кожей между большим и указательным пальцем он чувствовал прохладную рукоятку пистолета, а самим указательным пальцем — упругость гладкого курка. С предохранителя он пистолет уже снял, когда вытаскивал из папки, так что и патрон, и боек были наготове: одно движение — и последует выстрел.
— Ублюдки, фашисты! — выругался он. — Руки вверх, кому сказано!
Цзинь Ганцзуань медленно поднял руки, партсекретарь с директором последовали его примеру.
— Товарищ Дин, старина, вам не кажется, что с этой шуткой у вас перебор вышел? — непринужденно улыбнулся Цзинь Ганцзуань.