— Где арестованные?
— Какие арестованные? — неумело изобразил удивление дежурный констебль.
— Из разбитой кареты!
В том, что в участке они уже побывали, сомневаться не приходилось. Посреди камеры на полу лежал давешний вязаный колпак, с неповторимым нафталиновым ароматом.
— Не было никаких арестованных, мисс, — старательно пряча взгляд, забормотал констебль, перелистывая учетную книгу за прошлую неделю. — С вечера троих пьяных приволокли, а больше никого и не…
Дежурный осекся, с нескрываемым ужасом глядя на выложенный поверх бумаг жетон.
— Где они? — вкрадчиво спросил полковник.
Констебль громко сглотнул. По мясистой щеке прочертила дорожку одинокая слеза и скрылась в рыжих зарослях бакенбард.
— Сэр, мне приказано молчать.
— Сгною, — наклоняясь над конторкой, все тем же вкрадчиво-ласковым тоном пообещал Кард, — в каторжную пыль сотру, в плесень. Кто приказал?
Дежурный стал похож на мышку… застрявшую между двух мельничных жерновов. Тут и последний орк сообразил бы, что предыдущий визитер тоже изрядно застращал беднягу всеми мыслимыми карами. Но сейчас он был далеко, а полковник — рядом.
— Его светлость, милорд… — назвать имя констебль все-таки не смог, — забрал арестованных… самолично вырвал из учетной книги лист и приказал строго-настрого забыть обо всем. Сэр, поймите, — взмолился он, — я человек маленький, а тут…
Кард еще несколько мгновений сверлил несчастного дежурного пристальным взглядом, зачем выдернул из чернильницы ручку и принялся писать — крупными печатными буквами, по диагонали листа, щедро рассыпая кляксы поверх других записей. Закончив, он развернул книгу — констебль вгляделся в надпись и принялся истово кивать.
— Вот и замечательно, — разом повеселел полковник. — Пойдемте, инспектор, здесь нам уже делать нечего…
— Сэр, а что делать мне?
— Вам? — Кард оглянулся на дежурного с таким удивленным видом, словно уже успел напрочь позабыть о его существовании. — Ну… продолжайте молчать. У вас неплохо получается.
На улице ветер, заскучавший без приятеля-дождя, сердито гонял по небу клочья туч. За одной из них сейчас укрылась зеленая Айя, а оставшийся Сэльг тут же перекрасил ночной город в зловещие красные тона. Особенно удались лужи — темно-багровые, словно прямиком со страниц бессмертной поэмы Дариэля. «Пять дней и шесть ночей не утихала битва, в огне скрылся великий город. И стали дни темнее безлунной ночи, а ночи светлее ясного дня, выше крыш вознеслись горы мертвых тел, потекли по улицам кровавые реки…»
— Что дальше, сэр?
— Навестим кое-кого. Мы ведь Ночная Гвардия, а это, знаете ли, обязывает. Когда человека выдергивают из теплой и уютной постельки, словно репу с грядки, результаты иной раз получаются весьма забавные.
— Мы полетим к милорду вдвоем? — недоверчиво спросила я.
— Нет-нет-нет, что вы! — быстро возразил Кард. — Его светлости уже не до сна. Мы навестим кое-кого другого… кто наверняка сладко спит, хотя по духу присяги должен был бы не смыкать глаз.
— Кое-кого… из Королевских рейтар?
— Для недавнего выходца из леса вы неплохо разобрались в нашем бюрократическом клубке, — одобрительно кивнул полковник. — Правда, если быть совсем уж дотошным, полк не «королевский», а «Ее королевского величества»… различие не столь уж заметное на слух, но весьма существенное с формальной стороны.
— Если быть совсем уж дотошным, — пробормотала я, — ваши общественные институты больше похожи на змеиное гнездо.
Оставалось лишь надеяться, что моя нынешняя гвардейская гадюка по злобе и ядовитости не уступит своей родственнице из Белой Башни, подвалы в которой имели столь же зловещую репутацию, что и застенки Кирхольма.
Но Кард и не собирался дергать конкурентку за хвост прямо в гнезде. Целью нашего короткого полета стала улица Сервандони, куда больше прославленная под своим прежним названием: «улица Гробовщиков». Хотя известные по гравюрам «живописные» хибары еще в начале века уступили место каменным особнякам, а от старого кладбища остался лишь фрагмент ограды, многие были готовы добавить лишний броуд за возможность спать подальше от древних костей. Впрочем, крепкому сну других это соседство ничуть не мешало — полковник не меньше минуты терзал мой слух пронзительными «соловьиными трелями» новомодного пневматического звонка, прежде чем в окне второго этажа появился отблеск свечи. Еще через несколько минут из-за двери донеслись шаркающие шаги вперемешку с раздраженным бормотанием.
— Доброй ночи, бареннет! — дождавшись, пока шаги приблизятся вплотную, выкрикнул Кард.
Бормотание тут же оборвалось сдавленным полувсхрипом. Торопливо лязгнули отодвигаемые задвижки, щелкнул замок, и дверь распахнулась. Вставший в проеме человек в халате поверх ночной рубашки, щурясь, приподнял подсвечник — и охнул.
— Кард… но…
— Вы позволите нам войти? — нарочито любезно осведомился полковник. — Конечно, я мог бы изложить вам суть вопроса, не переступая порог, но со мной — дама.
— Прошу вас, — отступив по коридору, хозяин дома открыл дверь в небольшую гостиную и принялся возиться с газовым рожком на стене, — прошу прощения за свой вид, но я один в доме. На прошлой неделе пришлось рассчитать слугу, бедный малый слишком часто начал засиживаться в трактире, а экономка предпочитает снимать комнату на Замковом Холме, лишь бы не оставаться ночевать на «проклятой» улице… — бареннет справился с рожком, обернулся и разглядел освободившиеся из-под «оленьей» кепки уши.
— Кард?!
— Ах да, вы же не представлены! — «спохватился» полковник. — Перед вами, инспектор, — Кард взмахнул шляпой, — бареннет Боллинброк, ротмистр Ее королевского Величества Рейтарского полка.
— Гвардии ротмистр.
— Да, разумеется. Бареннет, я полагаю, вы обязаны были слышать об инспекторе Фейри Грин. А вот новость о том, что мисс Грин отныне числится в рядах Ночной Гвардии до вас еще не дошла. Равно как и до некоторых ваших подопечных.
— Подопечных? — Боллинброк достал из узкого шкафа темную пузатую бутылку, высокий бокал… и, чуть помедлив, выставил на низкий столик еще два. — Будьте любезны, сэр, скажите прямо, какого… что вам надо на этот раз?
— Ваших подопечных, бареннет, ваших, — довольно улыбаясь, повторил Кард и, развернувшись ко мне, велел: — Инспектор, я уверен, нашему хозяину будет весьма интересно услышать о вашем недавнем приключении… начиная с фразы: «ты штоле».
Я постаралась обойтись без красочных эпитетов — однако и оставшейся выжимки хватило, чтобы Боллинброк, поначалу вальяжно усевшийся в кресло с коньяком и делавший вид, что уделяет больше внимания коньячным оттенкам, чем словам какой-то эльфийки, начал мрачнеть, сутулиться и буквально усыхать на глазах. К концу рассказа он выглядел откровенно жалко.