Оливия сжалась от стыда. Ее сердце стучало в ребра. Было ведь так хорошо. Она возвращалась к тому, что потеряла, и ее глубоко ранило то, что она не дотянулась до потерянного.
Взглянув на лицо Джека, она увидела, что он испытывал те же чувства и тоже был в смятении.
Дрожащими руками она оправила юбки.
— Трэшер принесет тебе поесть, — сказала она, не в силах смотреть на него. — Я уверена, что будет лучше, если я не вернусь.
И она вышла из комнаты.
Глава 12
Что он натворил? Одному Богу известно. У него не было права так вести себя с Ливви. Не сейчас. Не раньше, чем он узнает, что затерялось в глубинах его памяти.
Сидя с закрытыми глазами, он слышал, как звякнул принесенный Трэшером поднос с едой, есть уже не хотелось. Он все еще ощущал запах Оливии, слабый аромат яблок и свежести, как если бы она летним днем босиком ходила по саду.
Ему не следовало настаивать на поцелуе. Не следовало принуждать ее, ведь он видел ее замешательство. Он, оказавшись в клетке этой комнаты, каким-то образом чувствовал — между ними произошло что-то страшное. Чего она не в силах забыть.
Ему нужно узнать, в чем дело. Он просто не мог жить дальше, замечая боль в ее глазах. Ему нужно понять, кем была для него Мими и как он мог подумать, что она способна заменить ему Ливви.
— Ваша светлость? — неуверенно произнес Трэшер.
Джек открыл глаза и увидел перед собой тарелку с ростбифом и грибами и большую кружку с пенящимся темным пивом. Ему следовало бы прийти в восторг. Он кивнул и взял вилку. Ему нужны силы.
— Трэшер, — спросил он, проглотив кусочек ростбифа, — какой сейчас год?
Трэшер подошел к туалетному столику и взял в руки вазу.
— Не могу сказать. Леди Кейт велела молчать.
Джек чуть не улыбнулся — в голосе мальчишки звучала абсолютная преданность. Хотел бы он заслужить такую преданность. Ему нужно найти кого-то, кто без колебаний помог бы ему узнать то, что он забыл. И что означали те чертовы красные обшлага.
Одна мысль об этом вызывала чувство вины. Стыд. Ярость. Страх. Чувства эти казались знакомыми, как старые друзья, словно он испытывал их не в первый раз.
Это сводило с ума. Он не помнил, что делал до того, как очнулся, но его эмоции должны были на чем-то основываться. Он ощущал их реальными. И недоумевал, почему ему так важно поскорее вернуть память. Воспоминания, сопровождаемые такими чувствами, не могут оказаться хорошими.
Может быть, он представлял для нее угрозу, а она не знала этого. Он мог сделать что-то ужасное, и тогда оставалось только порвать все связи с ней для се же блага.
— Трэшер, — сказал он, протягивая ломоть хлеба тощему мальчишке, — я вроде бы слышал, что ты замечательно умеешь находить всякие вещи.
— То правда, — ответил мальчик, который ни секунды не оставался в покое, словно у него было слишком много энергии для такого помещения. — Я отыщу что угодно.
— Даже здесь, в Брюсселе? Они здесь и по-английски не говорят.
— Ну и что. Это ничего не значит. Особенно со всей этой армией здесь.
Джек кивнул, рассеянно жуя мясо и запивая его горьким пивом.
— Ты бы хотел заработать несколько монет? Мальчишка остановился у кровати и наклонился, проверяя что-то под подушкой.
— Еще бы.
Джек удовлетворенно кивнул, стараясь сообразить, какое именно поручение он мог бы дать мальчишке. Это было непросто. Ему были ненавистны слабость, неуверенность и ужасные подозрения, зародившиеся в его мозгу.
— Что это? — спросил Трэшер. — Припрятано здесь?
Он вынул что-то из-под подушки Джека. Джек оглянулся и увидел, что мальчишка держит в руках какую-то серебряную вещь. Фляжку.
— Не имею представления. Положи ее обратно.
Трэшер пожал плечами и повиновался.
— Можешь ли узнать кое-что для меня? — спросил Джек. Мальчишка, протянувший было руку за кусочком ростбифа, обиделся.
— Если бы не мог, не говорил бы.
— Поможешь мне узнать, как я попал в Бельгию?
Мальчик посмотрел на него и нахмурился:
— Может быть.
— И никому не скажешь? — спросил Джек, глядя в умудренные карие глаза. — Я не хочу, чтобы леди Кейт беспокоилась.
Мальчик, казалось, размышлял над предложением Джека.
— Я не буду врать.
Этого Джек не мог требовать от него.
— Я просто не хочу, чтобы пострадали женщины. Может быть, случилось что-то плохое.
Его слова, кажется, возымели действие.
— С этим не поспоришь. Слышал, какие-то парни разыскивают вас, и не для того, чтобы пожать руку.
Джек похолодел.
— Что ты хочешь сказать?
Трэшер пожал костлявыми плечиками.
— Больше не знаю. Вроде ходят слухи, что вы настоящий граф Грейсчерч и что вы сделали что-то нехорошее. Только сами эти типы такие плохие, что я не очень-то поверил.
«Что-то нехорошее». Неужели он сражался на стороне французов? От такой мысли ему сделалось плохо.
— Ты предупредил герцогиню? Эти мужчины наверняка знали, что я здесь.
Трэшер покачал головой:
— Нет. Вы секрет. Пока вы не узнаете, что случилось, они никого не подпустят к вам, чтобы не пошли разговоры.
Джек оторопел. Какой в этом смысл? Почему Ливви не должна подпускать к нему друзей, если кто-нибудь из них здесь поблизости? Чего она боится?
— Ты можешь узнать, кто разыскивает меня, так чтобы самому не попасть в беду?
Мальчишка расхохотался, как если бы Джек сказал что-то невероятно смешное.
— Ваша светлость, я вырос в трущобах. Ничто в этой чертовой Бельгии не сравнится с ними!
— На твоем месте я бы не был так уверен, — сказал Джек, и вдруг ему вспомнилось.
Узкий проулок. Противные, влажные, жирно блестящие булыжники в слабом свете далеких фонарей. Зловонные трущобы и плеск воды в близкой речке. Тревога. Возбуждение.
Нож, рукоятка которого идеально лежит в ладони, холодная в горячих пальцах. Округлый силуэт толстого мужчины. Они стоят друг против друга? Он не мог сказать. Но он видел, как блеснул в слабом свете заносимый нож, и ударил сам.
Он чувствовал все, словно память жила в его руке. Легкость удара, скрежет задетой кости. Он слышал затрудненное дыхание. Бульканье. Он чувствовал тяжесть тела на своих руках.
— Дяденька?
Он вздрогнул. Дотронулся до внезапно разболевшейся головы и понял, что его трясет. Он убил человека.
— Кажется, я убил кого-то.