Последняя репродукция - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Герасимов cтр.№ 29

Елена облегченно опустила плечи:

– Ах вон что… Значит, мы едем в другой город?

– Да. Наверно… Возможно, потребуется поехать в другой город. В Склянск.

Елена вздрогнула, и об пол звонко стукнулась щетка для волос. Федор поспешно поднял ее.

– Отец в Склянске. Я не знаю, зачем он уехал и почему уехал именно туда, но я знаю точно, что окончательно втянут в немыслимый водоворот странных событий, которые должны найти свое разрешение в Склянске. В этом, как выразился следователь, мистическом центре Вселенной.

Елена оттолкнула поданную щетку и бросила фен на кровать. В ее глазах отразилась на миг бессильная попытка бороться с обреченностью.

– Я не поеду в Склянск! Я ни за что не вернусь туда!

Она упала на колени перед кроватью и ткнулась лицом в подушку.

– Боже! Ну почему так неумолимо безжалостна жизнь? Почему у человека нет ни малейшей возможности исправить ее, изменить, сделать ее хотя бы немного… другой?

Федор опустился на пол рядом с ней.

– Я очень виноват перед тобой, любимая. Прости, что был не в силах сделать твою жизнь лучше. Но дай мне попытку. Я не могу просто бежать. Мне нужно вытащить нас всех из водоворота. Я чувствую ответственность за тебя, за отца, за вашу жизнь, за ваше спокойствие!

– Я не вернусь в Склянск!

Федор не знал, как ее успокоить.

– Ну хорошо, хорошо… Я съезжу туда один. Только для того, чтобы разыскать отца, образумить его и вернуть. А заодно понять, что же все-таки происходит с нами. Но сначала мне просто необходимо закончить одно дело здесь… – Он гладил Елену по голове, повторяя: – А потом мы сразу уедем. Все вместе. Скоро. Очень скоро. И жизнь будет совсем другой. Вот увидишь. Мы вдоволь наелись черными комками из серой каши. Теперь все, что останется в нашей тарелке, – белое. Вот увидишь. Я обещаю тебе: все будет по-другому. Ты верь мне, девочка.

Гаев в третий раз за сегодняшнее утро перекладывал с места на место стопки бумаг на своем рабочем столе. После звонка Лосеву он почувствовал некоторое облегчение. Теперь никому уже не удастся наворотить горы путаной мистической шелухи на месте уже похороненного уголовного дела. Он завтра же доложит начальству о новых безрезультатных попытках расследования, приложит вчерашний допрос шизофреника Лобника, который убежден, что Камолов сам искромсал себя ножом, и умоет руки. Начальство само решит, что делать дальше. Возможно, дело передадут другому следователю, а скорее всего его просто опять положат в стол. До той поры, пока о нем не вспомнят журналисты, а вслед за ними и областное руководство.

– План у меня в норме, – утешал себя Гаев, – показатели не порчу. Так что горите вы жарким пламенем, Лосевы – Лобники!

Он сдвинул бумаги на край стола и тряхнул головой – ему нужно было сосредоточиться на сегодняшнем допросе по делу о разбойном нападении на кассира завода оргсинтеза. Вот здесь точно вздуют, если он протянет со сроками. Сегодня Гаев предъявит обвинение подозреваемому и допросит его повторно – уже в новом качестве.

Он взглянул на электронные часы, висевшие над портретом Пушкина, включил чайник и достал из шкафчика банку растворимого кофе. Всякий раз, когда Гаев бросал взгляд на портрет поэта, он вспоминал остроты коллег: «Мы знаем, почему у тебя Пушкин в кабинете висит! Он же первым сказал: “ДУШИ прекрасные порывы!”»

Следователь опять усмехнулся.

В дверь постучали, и в кабинет протиснулся странный субъект:

– Разрешите?

– Вы ко мне? – недружелюбно поинтересовался Гаев, насыпая кофе в кружку с надписью «Андрей».

– Вы Гаев? – Посетитель, не дожидаясь ответа, подошел вплотную к столу и поставил на него пакет.

Следователь вздрогнул и рассыпал кофе: пакет был точь-в-точь как тот, что еще совсем недавно выкладывал перед ним на столе Лосев.

– Что это? – спросил Гаев, не отводя глаз от пакета.

Посетитель откашлялся и сказал твердо:

– Вещи.

– Какие вещи?

– Мои вещи. Все самое необходимое.

Гаев перевел взгляд на своего странного гостя. На вид ему еще не было тридцати, но глубокие морщины вдоль носа и жилистые, огрубевшие руки выдавали, что первое впечатление может быть ошибочным. Зачесанные назад жидкие светлые волосы открывали широкий лоб с большими залысинами. Из-под едва заметных редких бровей на следователя тяжело смотрели раскосые глаза.

Не дожидаясь приглашения, посетитель сел и, выложив перед собой руки на столе, произнес спокойно:

– Я пришел написать явку с повинной.

Гаев тоже сел и, чуть помедлив, не говоря ни слова, придвинул к незнакомцу лист бумаги и ручку:

– Пишите.

Посетитель охотно взял ручку, наклонился над бумагой и через секунду опять выпрямился:

– А с чего начинать?

– А в чем вы хотите признаться?

– В убийстве Виктора Камолова, – сказал гость и добавил: – В январе этого года.

Гаев не поверил своим ушам. Его мало чем можно было удивить, но от такого совпадения он раскрыл рот.

– Вы… убили Камолова?

– Да, – подтвердил посетитель. – Я не могу больше жить с этой тяжестью. Кроме того, я почувствовал, что из-за этого убийства могут пострадать невинные люди.

– Благородно, – оценил Гаев с усмешкой.

Он уже взял себя в руки и теперь быстро соображал, что делать дальше. «Еще один ненормальный?» – думал он, изучающе глядя в раскосые глаза незнакомца.

– Пишите, – Гаев положил перед ним еще несколько листов, – пишите подробно обо всем: о мотивах, о том, с чего начиналось и чем закончилось. И максимально подробно о том, как это произошло. Садитесь вон за тот стол. Там вам будет удобнее.

Посетитель кивнул, пересел за другой стол к самому окну и, подумав с полминуты, принялся писать.

– С чего начиналось… – повторил он и вздохнул. – У меня нет другого выхода.

– У меня нет другого выхода, – убеждал себя Федор, возвращаясь с работы домой. – Все встанет на свои места. Все прояснится. И жизнь изменится. Она должна измениться. Человек не может всю жизнь чувствовать себя несчастным.

Вечером он вел себя беззаботно и даже пытался шутить. Елена молчала. Она словно ушла в себя после утреннего разговора. Казалось, что надежда, которая теплилась в ней все эти дни, угасла и сорвалась в обреченность. «“Все возвращается на круги своя”, “От судьбы не уйти” – эти избитые фразы звучали сейчас в ней, будто наполненные новым содержанием. – Жизнь все равно построится так, как ей предписано построиться. Ее нельзя изменить, от нее нельзя убежать или спрятаться. Мы можем только пробовать и начинать сначала. А потом опять и опять удивляться, что финал все равно такой, о котором мы догадывались, но который все время пытались отодвинуть или изменить».