Барабаны осени. Книга 1. О, дерзкий новый мир! - читать онлайн книгу. Автор: Диана Гэблдон cтр.№ 133

Женщины оглядели меня с таким же восторгом и любопытством, с каким и я — их, но поспешили отойти подальше когда Джейми и Накогнавето начали церемонию взаимного приветствия, включавшую в себя прием небольшой дозы бренди; Ян тоже участвовал в этом ритуале. Только когда они все закончили, вторая женщина, повинуясь жесту Накогнавето, вышла вперед и несколько смущенно склонила голову, готовая начать беседу.

— Bonjour, messieurs, madame, — негромко сказала она, оглядывая нас всех по очереди. Ее глаза задержались на мне с откровенным любопытством, впитывая каждую деталь моей внешности, так что я не испытывала ни малейших угрызений совести, точно так же таращась на нее. Я подумала, что она, похоже, полукровка, и в ней вполне может течь французская кровь.

— Je suis sa femme, — продолжила женщина, вежливо и очень грациозно наклоняя голову в сторону Накогнавето и подтверждая тем самым мою догадку насчет их родственных связей. — Je m'appelé Gabrielle.

— Э-э… je m'appelé Claire, — сказала я, показывая на себя далеко не с таким изяществом жеста. — S'il vous plait, — я показала на кучу дров, ожидающих огня, и тем самым приглашая индейцев усаживаться, но при этом лихорадочно соображая, хватит ли у нас тушеного беличьего мяса на всю эту компанию.

Джейми тем временем рассматривал Накогнавето со смешанным выражением веселья и раздражения.

— Так вот как, «по-французски не знаю», да? — сказал он. — Ни слова, так я понял? — Индеец ответил ему вежливым пустым взглядом и кивнул жене, чтобы та продолжила процедуру представления и знакомства.

Старшую леди звали Наявенне, и она приходилась бабушкой самому Накогнавето, а не Габриэль, как я предположила. Эта дама была очень хрупкой, худенькой и согнутой ревматизмом, но глаза у нее были яркими, живыми, как у воробья (на которого она и в целом была весьма похожа). На шее у нее висела небольшая кожаная сумка, украшенная нешлифованным зеленым камнем с дыркой, сквозь которую пропускался тонкий ремешок, и замызганными перьями из хвоста дятла. При ней была еще и другая сумка — холщовая, побольше размером, привязанная к поясу. Она заметила, что я всматриваюсь в зеленые пятна на ее одежде и улыбнулась, показав два торчащих вперед желтых зуба.

Девочка оказалась, как я и предполагала, дочерью Габриэль — но, тут же решила я, это не была дочь Накогнавето, потому что в ней не было ни малейшего сходства с ним, и она держалась с ним как чужая, очень застенчиво. У нее было имя, звучавшее совершенно нелепо, — Берте (с ударением на последний слог), и в ней была куда сильнее заметна примесь чужой крови, чем в ее матери; волосы у девочки были темными и шелковистыми, но скорее имели оттенок каштана, нежели эбонита, а на ее круглых щеках играл румянец, совершенно не свойственный краснокожим, — но глаза при этом были все-таки индейскими, совсем как в исторических американских фильмах.

Когда официальная часть церемонии завершилась, Накогнавето жестом приказал что-то Берте, и она послушно поставила у моих ног большой узел, который притащила на спине, и развязала его.

В узле оказалась спрятана целая корзина апельсинов и полосатых зеленых тыкв, а также связка сушеной рыбы и маленькая корзинка с бататом, а заодно целая куча индейской кукурузы, прямо в початках.

— Бог ты мой, — пробормотала я, — Санта-Клаус пришел!

Все до единого посмотрели на меня с вежливым недоумением, и я поспешила улыбнуться и рассыпаться в восторженных благодарностях — абсолютно искренних, — за такую уйму подарков. Конечно, этого не хватило бы нам на всю зиму, но по крайней мере на пару месяцев наше меню стало бы несколько более разнообразным.

Накогнавето при помощи Габриэль объяснил, что все это — скромный и совершенно незначительный дар в ответ на медведя преподнесенного им Джейми, и все это прислано из его деревни, жители которой восхищены храбростью Джейми и удивлены тем, что он решился сразиться один на один с медведем (тут переводчица скосила глаза на меня и хихикнула; видимо, эпизод с рыбиной также был хорошо известен в деревне). В общем, все передают Джейми привет и поздравления, примерно так.

Джейми, отлично владеющий искусством дипломатического обмена любезностями, скромно отказался от всяческих претензий на то, чтобы выглядеть храбрецом, и представил весь эпизод как чистую случайность, а свои действия — как обычную самооборону.

В то время как Габриэль усердно переводила слова собеседников, старшая леди, не обращая внимания на взаимный обмен комплиментами, бочком подобралась ко мне. И, ничуть не смущаясь и явно не предполагая, что мне это может не понравиться, она ощупала меня с головы до ног, потрогала мою одежду и приподняла подол юбки, чтобы изучить мою обувь, при этом комментируя результаты исследований хриплым шепотом.

Бормотание стало громче и в нем послышались нотки удивления, когда старая леди добралась до моих волос. Я, видя ее искренний интерес, послушно выдернула шпильки и позволила волосам упасть на плечи. Старуха ухватилась за один из локонов, сильно дернула его, потом отпустила — и рассмеялась каким-то странным булькающим смехом.

Мужчины посмотрели в нашу сторону, но тут же забыли о нас, потому что к этому времени Джейми уже объяснял Накогнавето конструкцию дома. Камин уже был закончен, поставленный на ту самую плоскую каменную плиту, и пол настелен, — но стены, которые строились из толстых, очищенных от коры бревен не менее восьми дюймов в диаметре каждое, были возведены пока только до уровня плеча. Джейми уговаривал Яна показать, как надо снимать кору с поваленных деревьев, — и Ян взялся за топор, показывая, как надо им орудовать, двигаясь вдоль бревна спиной вперед и точными ударами очищая древесину.

Эта часть разговора мужчин в переводе не нуждалась, так что Габриэль смогла подойти ко мне, чтобы немножко поболтать; хотя ее французский страдал невообразимым акцентом и был насыщен совершенно невероятными идиомами, мы в общем отлично поняли друг друга.

Я очень быстро выяснила, что Габриэль действительно была дочерью француза — торговца мехами — и женщины из племени гуронов, второй жены Накогнавето, который, в свою очередь, был ее вторым мужем; первым был отец Берте, тоже француз, которого убили во время стычки французских войск с индейцами десять лет назад.

Они жили в деревне, именуемой Аннэ Оока (я прикусила губы, чтобы не хихикнуть, и сделала серьезное лицо, — но ведь и для индейцев, наверное, «Нью-Бёрн» прозвучало бы забавно). Деревня находилась в двух днях пути к северу от нас, — Габриэль указала направление грациозным наклоном головы.

Пока я разговаривала с Габриэль и Берте, восполняя недостаток слов выразительными жестами, я постепенно начала осознавать, что одновременно я как бы общаюсь и со старой леди, но неким опосредованным образом.

Старуха не обращалась ко мне напрямую, просто время от времени что-то бормотала, поглядывая на Берте, и явно требуя объяснить, что именно я сказала, — но дело было даже не в этом. Ее яркие, живые глаза неотрывно следили за мной, и я остро ощущала ее внимание. У меня возникло странное чувство, будто она что-то говорит мне — а я ей, — не произнося при этом ни единого слова вслух.