Влюбленный скрипач - читать онлайн книгу. Автор: Нонна Кухина cтр.№ 40

– Не смей! – Давид исподлобья посмотрел на друга.

– Но, конечно, она многое сделала… – пошел на попятную Толик. – Ты знаешь, Цилю Давидовну ведь парализовало, как раз за день до твоего суда, так Саша сиделку, свою однокурсницу, нашла. Платит ей, и та хорошо ухаживает за твоей матерью. Циле Давидовне сейчас намного лучше, она даже по дому уже ходит.

– А мама Саши и Павлик?

– Они дома, в Кривом…

– Значит… – Давид замолчал. – А Вова?

– Его выписывают из психушки… Сиделка Цили Давидовны согласилась за ним присматривать.

– Спасибо тебе! – Давид с чувством пожал руку друга. – И Сашке, если сможешь, передай…

– Свидание окончено! – равнодушно оборвал их разговор толстый тюремный охранник с потным лицом. – Руки за спину!

…Давид вернулся в камеру. В серый каменный мешок, где он должен был провести столько лет… Ему повезло, если можно так сказать. Власть в камере, где сидел Давид, принадлежала вору в законе – Ефиму Марковичу, который сразу понял, что в новичке течет еврейская кровь, и взял его под свою опеку.

В той жизни Ефим Маркович был директором мебельной фабрики. Он привез чешских специалистов и выпускал «чешские гарнитуры» в Харькове. Мебель была нарасхват. Заложил его заместитель, которого Ефим Маркович считал другом. Узнав о предательстве, предприниматель пырнул иуду ножом, хотел напугать, но нечаянно убил. Так Ефим Маркович получил нехилый срок. К счастью, за время работы он обзавелся колоссальными связями и поэтому даже в тюрьме у него были особые условия. Оказавшись под защитой, Давид не испытал и сотой доли унижений и избиений, которые иначе обязательно пришлись бы на его долю. И еще… Ефим Маркович занимался с юношей английским, который знал прекрасно, так как его мать была учительницей. Когда, вернувшись со свидания, Давид поделился с Ефимом Марковичем новостями, тот сказал:

– Теперь мы займемся еще французским, потому что в Швейцарии говорят на этом языке.

– За пятнадцать лет я точно выучу и французский, – усмехнулся Давид.

– Нет, мальчик, будем выбираться отсюда! – бывший директор потеребил свою ухоженную бородку.

А через четыре месяца произошло событие, которое ускорило процесс освобождения Давида…

Вовочка вернулся домой, и Галя сразу поняла, что это уже не тот несчастный паренек, о котором говорил Толик, а вполне сформировавшийся взрослый мужчина, хоть и ненормальный. Гормоны, видимо, кипели в нем слишком бурно, и, конечно, объектом его внимания стала первая попавшаяся на глаза женщина – Галя. Он буквально не давал ей прохода: увидев утром, радостно хлопал в ладоши, пожирал влюбленными глазами, пытался обнять и бесцеремонно лез рукой за воротник блузки или под юбку. Вовочка изменился. Галю он обожал, а резко постаревшая, больная мать его раздражала. Она невнятно говорила, и от нее сильно пахло лекарствами. Но самое главное, как думал Вова, именно она мешала Гале ответить ему взаимностью. И в голове душевнобольного постепенно зрел план. А может, страшное решение пришло спонтанно, как это часто бывает с психически нездоровыми людьми.

Когда Галя пошла в магазин за продуктами, а Циля Давидовна задремала, Вовочка подошел к кровати матери и спокойно, даже хладнокровно, как могут, наверное, только душевнобольные, накрыл ее подушкой, навалившись на задергавшееся в конвульсиях тело всей своей тяжестью. Он так увлекся, что не слышал, как Галя вернулась. Молодая женщина, будучи медсестрой, сразу поняла, что Вовочка в состоянии аффекта. Она быстро выскочила из квартиры и позвонила соседке, с которой поддерживала дружеские отношения.

– Рая, это я! – Она задыхалась и несколько секунд больше не могла вымолвить ни слова.

Картина убийства стояла у нее перед глазами. Когда соседка показалась на пороге, Галя втолкнула ее внутрь квартиры и захлопнула за собой дверь.

– Что случилось?

– Он… убил ее! – выпалила медсестра.

– Кто? Кого?

Галя остекленевшими от ужаса глазами посмотрела на соседку, и та догадалась обо всем.

– В милицию?

Галя только кивнула.

Когда приехала милиция, Вовочка сидел на кухне и снова казался послушным, тихим, несчастным пареньком. Но, увидев появившуюся в дверях квартиры Галю, резко переменился.

– Я люблю тебя, люблю, – исступленно твердил он, протягивая к ней руки, а потом сказал то, что перевернуло его собственную жизнь и жизнь Давида с ног на голову: – Они мешали мне: и отец, и мать. Я отправил их на небо, там много места.

Через несколько дней картина двух убийств полностью прояснилась. Вовочка с необычной для душевнобольного точностью рассказал о том, как задушил мать и отправил на тот свет отца. Оказалось, парень давно мечтал попробовать отцовский напиток, который делает того таким веселым. Естественно, желания отца и сына не совпали. Так завязалась потасовка, закончившаяся столь трагически. К разочарованию Вовы, бутылка из-под водки оказалась пуста. Тогда он вытер носовым платком древко молотка, чтобы стереть отпечатки пальцев (по телевизору такое часто показывали), отыскал в шкафу коробку зефира в шоколаде и отправился смотреть мультики.

…После полного выяснения обстоятельств дела Давида, наконец, отпустили. Он до конца дней помнил напутствие Ефима Марковича: «Самое главное – знать, зачем ты живешь, сынок! Сохрани любовь к людям – это источник энергии, без нее ты станешь мертвецом, которого еще не похоронили…»

Следовать мудрому совету было непросто. Оказавшись на свободе, Давид остро почувствовал, насколько он теперь одинок: нет ни любимой, ни матери, ни отца, ни брата.

Вернувшись домой, он ахнул: все было перевернуто вверх дном. Кровать, где умерла насильственной смертью мать, оказалась не заправлена, а на подушке осталась вмятина от головы. Запах лекарств и больного человека до сих пор не выветрился и мешал дышать. Давид распахнул все окна и застыл, глядя во двор. Их старый двор не менялся с тех пор, как они сюда переехали: песочницы, где гадили кошки и потому не играли дети, сломанные качели, пьяный Василий на пеньке и стайка гоняющих мяч мальчишек…

– Я так не хочу! – Злость волной поднялась из груди и вырвалась наружу этим воплем.

Не трогая ничего, Давид отправился в душ, тщательно вымылся, нашел чистые джинсы и рубашку, которые после тюрьмы висели на нем как на вешалке. Заглянул на кухню. Отыскал сухари, которые любил Вовка, вскипятил чайник. Перебив немного голод, парень вышел из дома. Находиться здесь было невыносимо.

Бездумно шагая по улице, он вдруг понял, что ноги несут его к дому Толика. Ноги лучше самого Давида знали, что делать. Ведь действительно, куда еще идти? Толик – единственный человек, который его не оставил.

Дверь открыла незнакомая девушка, похожая на мальчика-подростка: длинные ноги, выгодно подчеркнутые коротенькими шортами, плоская грудь, почти не выделяющаяся из-под трикотажной обтягивающей майки, тонкая шейка и короткая мальчишеская стрижка. Приковывали к себе внимание огромные детские глаза серого цвета, как небо перед грозой.