И последней в этом списке у меня стоит занавесочка для
ванной. Я точно знаю, что она будет ярко-бирюзовая с рисунком в виде зеленых
водорослей и красных рыбок.
Наверное, это будет еще очень не скоро, лет через десять, а
то и больше. Но я умею ждать. Тот день, когда я пойду покупать эту занавесочку,
будет для меня самым счастливым.
Мыслями об этой занавесочке я и грелась, сидя на скамейке
перед подъездом и слушая храп Гомера. Бирюзовая занавеска горела впереди,
сверкала, переливалась и манила меня, как маяк манит и обнадеживает усталого
измученного долгим плаванием моряка.
Приятные мечты о занавесочке для ванной то и дело перебивались
вполне практическими соображениями, касающимися домашнего хозяйства. Увы, не
моего собственного, а Семейного. Например, о том, почему темнеют концы листьев
у одного из спатифиллумов. Всего их было три, два стояли в гостиной, и один - в
спальне хозяев. Два чувствовали себя прекрасно и периодически выбрасывали
красивые белые цветки, один же, несмотря на наличие цветка, отчего-то хандрил и
не реагировал ни на целебные подкормки, ни на ласковые слова, которыми я его
баловала ежедневно. А уход за многочисленными цветами, заведенными в доме еще
покойной Аделаидой Тимофеевной, тоже входил в мои обязанности.
И не дай бог какому-нибудь цветку начать хиреть! Мадам тут
же заметит и не преминет сделать замечание. И ведь что любопытно, сама Наталья
Сергеевна не знает ни одного названия, не отличает спатифиллум от диффенбахии,
а сингониум от сциндапсиса, страшно удивляется, когда я говорю ей, что одни
растения нужно поливать умеренно и часто, а другие - редко, но зато обильно, от
меня она впервые услышала, что цветы нужно подкармливать, причем весной и летом
раз в две недели, а осенью и зимой - раз в два месяца, потому что они спят. Ей
вообще, как выяснилось, даже в голову не приходило, что цветы могут спать. Пока
была жива Адочка, она сама занималась зелеными насаждениями, никому не
доверяла, квартира стала похожа на ботанический сад, в котором все цвело и
благоухало. После ее смерти цветы, расставленные по всей шестикомнатной
квартире, стали приходить в уныние, потому что поливать их забывали, а когда
вспоминали, то лили неотстоянную воду литрами во все подряд, кормить так и
вовсе не кормили, а о пересаживании и речи не было, все смутно помнили, что
бабушка что-то такое делала периодически, но что именно и зачем - представления
не имели. Однако же красоты и ароматов хотелось всем. Посему мне было поручено,
помимо здоровья Главного Объекта, желудков всех прочих членов семьи, содержания
в должном состоянии их одежды и обуви, животных числом три, порядка и чистоты
всей территории квартиры, еще и следить за растениями. Чтобы вам было понятно,
сколько там цветов, скажу лишь, что на однократный полив у меня уходит двадцать
пять литров воды. То есть пять пятилитровых баллонов. И все же, почему один из
спатифиллумов грустит? Я что-то не так делаю? Или шкодничает кто-то из животных?
Вряд ли это Аргон, он все больше по кожаным изделиям ударяет. Каська? Или
хулиганистый Патрик? Этот может, особенно если учесть, что беспокоящий меня
цветок стоит в гостиной рядом с диваном как раз с той стороны, где всегда
смотрит телевизор Алена, это ее законное постоянное место. А что, если поменять
горшки местами и посмотреть, что получится?
А еще я твердила про себя свою любимую молитву:
"Храни меня от злых мыслей, Храни меня вдали от тьмы
отчаяния, Во времена, когда силы мои на исходе, Зажги во мраке огонь, который
сохранит меня, Дай мне силы, чтобы каждое мое действие было во благо
других…"
Но все когда-то кончается, и относится это в равной мере и к
счастливой жизни, и к неприятностям. Мадам позвонила и дала отмашку. Можно было
будить Великого Слепца и волочить его в лифт. Любопытно, что ей даже в голову
не пришло прислать мне в помощь Дениса. Или самой спуститься. Хорошая она баба,
но с мыслительной деятельностью у нее прямо беда. Какие-то там, видно, дефекты.
С вялой полусонной тушей я справилась с трудом. Но
справилась. С того дня "встреча пьяного гостя" прочно вошла в круг
моих обязанностей. Это и стало той самой точкой под названием
"Гомер". Я могла бы возмутиться и заявить, что делаю это в первый и в
последний раз, что больше никогда…, и ни при каких условиях…, и пусть тогда
Денис делает это вместе со мной… В общем, я нашла бы что сказать, если бы
захотела. Я стояла на развилке и принимала решение: ввязываться мне в это
мероприятие на постоянной основе или взбунтоваться. Я решила не бунтовать. Мне
нужна была эта работа. И мне нужно беречь Николая Григорьевича. Если я
взбунтуюсь, Великий Слепец пить не перестанет и проблема сама собой не
рассосется. Просто образ мысли и характеры членов Семьи заставляют меня сильно
сомневаться в том, что они смогут решать эту проблему грамотно и без ущерба для
здоровья Главного Объекта. Конечно, раньше они как-то справлялись и без меня, и
вполне вероятно, что и в дальнейшем справились бы. Но именно что
"вероятно".
То есть не наверняка. А рисковать я не могу. Тем паче, как я
поняла из рассказа самой Мадам, дед выдавал тяжелейшие приступы при виде
пьяного сыночка, стало быть, решать проблему им удавалось далеко не всегда.
От точки "Гомер" моя жизнь пошла по той ветке, на
которой периодически возникали длительные вечерние прогулки вдоль дома. И разве
могла я тогда предвидеть, к чему все это приведет?
НА СОСЕДНЕЙ УЛИЦЕ
"Ну что, старая гадина, не вышло у тебя ничего? Не
вышло. Думала заграбастать все, что мои родители накопили, дочку свою, уродину,
замуж пристроить с эдакими деньжищами, покайфовать на старости лет на чужой
дачке да на чужой квартирке. Не вышло. Разгадал я тебя. Скажи спасибо, что тебя
господь сам прибрал, а то сейчас тебе бы небо с овчинку показалось. Скажи
спасибо, что не можешь слышать моих слов, потому что сейчас я произношу их про
себя, а если бы ты была жива, то рано или поздно я бы тебе все это в глаза
сказал. Старая сука!"
- Пойдем, Игорь, - Вера осторожно тронула его за плечо.
- Да-да, извини, сейчас идем.
Он встряхнулся и ласково посмотрел на двоюродную сестру.
Глаза у нее сухие, лицо спокойное. Посещение кладбища, где похоронена ее мать -
его тетка, родная сестра его матери, не вызывало у Веры ни слез, ни причитаний,
она отгоревала первый год после похорон и с того момента навещала могилу только
для того, чтобы прибраться, посадить цветы, вымыть памятник. Игорь всегда ездил
вместе с ней, в хлопотах не помогал, молча стоял перед оградкой и мысленно
разговаривал с теткой.
Высказывал ей все, что накопилось, испытывая от этого
какое-то сладкое и одновременно мучительное удовольствие.
А Веру он любил. Она ведь ни при чем, она тогда совсем
девчонкой была и в коварные замыслы матери не посвящалась. Да, в юности она
была не то чтобы уродиной, то какой-то такой… Неинтересной. Без изюминки.
Мужики на нее не заглядывались, и тетка страшно боялась, что
дочка засидится в девках. Однако же ничего, нашелся и на нее желающий, да и
Вера, как оказалось, относилась к тому типу представительниц прекрасного пола,
которые из некрасивых девушек как-то незаметно превращаются в очаровательных
женщин, стильных, элегантных. Старая сволочь тетка, правда, этой радости уже не
застала, померла восемь лет назад, а замуж Вера вышла совсем недавно. Даже
странно вспоминать, что было время, когда Игорь считал дурнушку Веру
красавицей. А все тетка, все она, стерва, внушала ему, что он никуда не годный
уродец, а Верочка чудо как хороша. Пришло время, и он прозрел, он все понял про
тетку, про ее желание полностью подчинить его себе, привязать к своей юбке,
заставить в рот ей заглядывать.