Кремль 2222. МКАД - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Силлов cтр.№ 70

— А он человек? — робко спросил младший, крепко сжимая руку старшего. — Люди говорят, он вообще то ли с неба пришел, то ли из другого мира.

— Что он сын человеческий, это точно, — улыбнулся старик. — Ранили его не раз, и кровь у него живая, красная. Значит, наш он, хоть вормы его и за своего духа-покровителя считают…

— Считают, а убить пытались, — недовольно проговорил старший. — Муты, что с них взять.

— Было уже подобное во времена стародавние, — вздохнул старик. — Проходят века, тысячелетия, а на земле ничего не меняется…

Вдруг старик поднял глаза от вихрастых мальчишеских головенок и посмотрел на меня.

Наши взгляды встретились. Ох, неудобно-то как… Пока я тут по постьядерной Москве шатаюсь, народ про меня вон чего рассказывает. Хорошо, что СВД за плечом в чехле, а то бы, глядишь, прям возле Лобного места вычислили. Не люблю я быть шибко заметным, опять же, профессия обязывает. Когда ты на виду, может, оно кому-то и приятно, но не мне, это точно. Потому как именно сильно заметным обычно достаются свинцовые подарки от тех, кто сумел лучше замаскироваться.

Я попытался сделать вид, что ничего не слышал, и пройти мимо. Но не тут-то было.

— Постой, парень, — негромко попросил меня дед.

Не привык я отказывать старым людям. Пришлось остановиться, повернуться и подойти к прилавку, на котором были разложены ножны всех цветов и размеров — от кожаных для громадных двуручных мечей до старинных кайдексовых, доживших до этого времени. Впрочем, видел я в своем мире на «ю-тубе» тесты этих ножен, когда по ним автомобиль туда-сюда катался, а им хоть бы хны. Так что оно и неудивительно.

Именно такие ножны старик выбрал из общей кучи и протянул мне.

— Вижу я, для одного ножа у тебя хорошая одежка. А у другого поистрепалась. Примерь на удачу. Эти ножны до Последней войны честная фирма делала, исключительно на заказ под каждый боевой нож. Если подойдут, значит, будет тебе сегодня удача.

Я не стал спорить. Действительно, кожаные ножны моего «Сталкера» были еще более-менее, а вот у «Бритвы» «одежка» действительно уже дышала на ладан.

Я вынул свою «Бритву» и вложил ее в черный пластиковый чехол с выдавленной на нем надписью «SSCH». Еле слышно щелкнул пластиковый ограничитель, намертво фиксируя нож. Однако, когда я потянул его обратно, «Бритва» вышла легко и непринуждено.

— Чудо, — уверенно сказал старик. — Чтоб нож к заказным старинным ножнам как влитой подошел — не бывало такого.

Я полез было в карман, но старик остановил мою руку.

— Не надо. Подарок. А теперь иди. Удачи тебе на Пути воина.

— Благодарю, — кивнул я. — Только не обессудь, отец, но без ответного подарка я уйти не могу.

И положил на прилавок небольшой черный кристалл величиной с ноготь большого пальца.

— Ты что, парень, — еще тише прошептал старик. — Это же… шамирит! Да такой кристалл всего этого рынка стоит…

— Есть вещи, которые нельзя купить, — сказал я. — А вот подарить — можно. Например, любовь, дружбу. Или ножны, которые были сделаны двести лет назад, а пригодились только сегодня. Прощай, отец.

И ушел. Потому что не могу смотреть, как плачут женщины и старики. Даже если они плачут от радости…

Я медленно шел вперед, буквально заставляя себя переставлять ноги. Прошлое, о котором я запретил себе думать, наконец, прорвало плотину моей памяти. Вновь перед моими глазами вставали картины, каждая из которых отдавалась в сердце нешуточной болью…

…К костру идет мужик, один глаз которого прикрыт зеленой повязкой под цвет банданы и остальной его униформы. Одной рукой он придерживает ремень «калашникова», висящего на плече. В другой у него цепь, соединяющая пару стальных «браслетов» — большую и маленькую. Большие наручники сжимают тонкие запястья, маленькие соединяют большие пальцы, слегка припухшие от притока крови.

Ее пальцы…

Возможно, тогда впервые мое сердце вздрогнуло и пропустило один удар, отчего у меня слегка перехватило дыхание. Тогда она тряхнула грязной гривой волос, прикрывающих лицо, и я впервые в жизни увидел огромные глаза цвета нереально чистого неба…

…Проходит совсем немного времени, и вот она наклоняется надо мной с ножом в руке. Путы, стягивающие мои запястья, распадаются. И одновременно с вьющейся прядью волос моего уха касается теплый шепот:

— Теперь мы в расчете. Не забывай…

Она не договорила — ее прервал звук выстрела, убившего Витю по прозвищу Калика. И я до сих пор так и не узнал, какие именно слова она тогда не успела произнести. Не удосужился спросить. Просто забыл, как забывал очень много важного в жизни. Слишком важного, без чего жизнь постепенно теряет смысл… [15]

…Вот я стою рядом с койкой, на которой лежит она, до подбородка накрытая снежно-белым одеялом. Рядом со мной — капельница с трубкой, уходящей под одеяло. Я знаю, что Доктор специально не показывает мне, что стало с телом этой девушки. Но я и не настаиваю. Доктор всяко лучше знает, как будет лучше и для меня, и для нее. Например, вчера он сказал, что, если б я не принес тот светящийся предмет из другого мира, сегодня бы ее уже не было на свете. Что ж, я сделал все, что мог, несмотря на колотое ранение в легком и практически сожженную левую руку. И был готов сделать еще больше если потребуется… [16]

Я нашел лекарство от ее болезни, после чего мы около года прожили вместе на далеком острове с пальмами и песчаным пляжем, о котором мечтают влюбленные всего мира. До тех пор, пока однажды утром я не обнаружил у себя на подушке записку: «Прости. Каждая птица ищет свое небо, но это небо оказалось не моим. Яхту я оставлю на материке у причала. Прощай…»

Что ж, для того чтобы убедить ее в обратном, мне пришлось вновь вернуться на зараженные земли Украины и в который раз уже пройти через ад, в котором мы, наконец, нашли друг друга — как я тогда думал, навсегда. Она стала моей женой, и некоторое время не было на свете человека счастливее меня. [17]

Очень непродолжительное время…

На этот раз ушел я.

Почему порой уходят мужчины от любимых жен — горячо любимых, до неистовства, до потери себя?.. Может, для того, чтобы вновь найти себя? Ведь, чем сильнее твоя безраздельная любовь, тем чаще предмет этой любви начинает думать о своей исключительности, о том, что ты — собственность, которая никогда и никуда не денется. И о том, что у него есть все права на тебя, а у тебя — только обязанности…

Я горько усмехнулся. Сейчас мне все это нашептал призрак когда-то уязвленного чувства собственной важности, которое я давным-давно придушил и похоронил. А тогда я просто нагрузил на себя побольше оружия и припасов, взмахнул «Бритвой» — и ушел в другой мир, много лет назад выжженный Последней войной. [18]