«Ящер» был мне знаком, правда, лишь по картинкам в наладоннике. Легкобронированный БПМ-97 «Выстрел», верхняя часть корпуса которого держит очередь крупнокалиберного пулемета на дистанции до трехсот метров. Нижнюю часть и корму в принципе можно пробить из моей СВД, если подобраться к «ящеру» вплотную. Но кто ж даст? Пулеметчик, высунувшийся из люка бронированной пограничной машины, был правильный. В мгновение ока подавил огнем весь наш отряд, выкосив зазевавшихся, а выживших заставив попадать на землю за укрытиями и вжаться в землю.
Черт, откуда у собакоголовых эдакое чудо техники да на наши головы? Впрочем, какая разница… Факт, что оно есть. И что патронов у пулеметчика, как у дурака фантиков — стреляет и стреляет, осыпая отколотыми от бревен щепками наши затылки. А ведь еще несколько секунд, и под такое дело пройдется по нашим позициям не только пулемет. Гранаты полетят. А потом собакоголовые просто прогуляются за наши баррикады, добьют раненых и соберут трофеи. Только мы этого уже не увидим. Хотя на хрена оно надо — на такое смотреть? Эх, мне б хотя бы пару секунд, чтобы высунуться из-за толстого бревна, за которым мы с Богданом усиленно давим физиономиями сырую землю. Да только никак оно при всем желании. Где ж ты, гад собакоголовый, так стрелять намастырился, что даже у квадратных молодцев типа Богдана со страху крышу рвет? А как иначе объяснить, что лежит парень мордой книзу и бормочет себе под нос: «Лёнька, ну давай, давай, родной! Ну очень нужно, сам видишь, что вокруг творится! Я ж знаю, ты можешь!» Молится, что ли, какому-то своему Лёньке? Странное имя для предмета поклонения. Да и на фига молиться, когда вот-вот поговоришь со своим богом тет-на-тет?
Конечно, не та обстановка, чтобы рассматривать детали формы товарищей по оружию. Но я заметил, что с плеча Богдана пропал его колоритный зеленый погон, напоминавший морскую звезду. Срезал он его, что ли? Или пулей сорвало в горячке боя?
Вдруг Богдан повернул ко мне измазанное грязью лицо и заговорил быстро-быстро:
— Снайпер, сейчас пулеметчик заткнется секунды на три. Сможешь его снять?
Рассусоливать некогда. Если парень не сошел с ума, то три секунды мне должно хватить. Надеюсь, что собакоголовые меня не срежут, когда я высунусь из-за бревна. Понятия не имею, кто мне подарит эти три секунды, но в противном случае через полминуты мы все так и так будем трупами.
— Попробую.
— Тогда на счет три. Раз. Два…
Вскинуть из положения лежа нелегкую винтовку, прицелиться и выстрелить фактически навскидку. Времени — три удара сердца. Реально? А какая разница, реально или нет. Выбор-то небогатый. Промахнешься — и эти три удара сердца будут последними в твоей жизни…
Поэтому стрелял я без оптики и даже без открытого прицела. Мое тело еще только поднималось над бревном, а ствол винтовки уже был направлен в цель — пока невидимую для меня, но вполне реальную в моем воображении. Я прекрасно видел собакоголового, приникшего к «Корду», и для этого мне не нужно было смотреть на него. Когда-то давно мой друг Виктор Савельев по прозвищу Японец сказал: «Если сердце ружья и сердце стрелка различаются, будет промах»
[10]
Виктор тогда упомянул, что слова не его. Это сказал какой-то древний японец, который явно знал свое дело. Сейчас мое сердце и стальное сердце моей винтовки бились в унисон, и я первый плюну в лицо тому, кто скажет, что у настоящего, хорошего оружия нет сердца и нет души…
Я лишь увидел, как пулеметчик резко дернул головой назад, словно хотел посмотреть, куда полетели фрагменты его нижней челюсти и ошметки шеи. А еще я заметил, как за долю секунды до этого с лица пулеметчика спрыгнула зеленая звезда. Спрыгнула, скользнула вниз по броне… и прилепилась к лобовому стеклу бронетранспортера.
Водитель «Выстрела» сразу почуял неладное. Наверно, сопоставил два момента — прекращение стрельбы над головой и глухой удар за спиной, которым обычно сопровождается падение мертвого тела внутрь салона. Машина рванулась было вперед, но тут же вильнула в сторону, подставив мне бочину для выстрела.
Шанса я не упустил.
Броневик вильнул повторно, но уже по объективным причинам — стальной сердечник снайперского патрона насквозь прошил бронелист, за которым находилась голова водителя БПМ-97…
Дальнейшее было делом техники. Поняв, что крупнокалиберный пулемет захлебнулся, маркитанты повысовывались из-за укрытий и резко взяли инициативу в свои руки. Оно и понятно — местные торговцы просто обязаны быть хорошими бойцами, иначе в суровых условиях постапокалипсиса проблематично было бы сберечь не только товар, но и собственную жизнь.
Собакоголовые сопротивлялись отчаянно, но все-таки их было намного меньше.
Не прошло и десяти минут, как с головы последнего раненого мутанта аккуратно сняли тактический шлем и не менее аккуратно перерезали горло его хозяину.
Я никогда не был большим любителем зачисток поля боя и собирания трофеев. Не сказать что я идейный белоручка и брезгую обчищать трупы. На войне как на войне, и если ты хочешь выжить, то от грязной работы не отвертишься. Просто в данном случае доли в добыче обговорены заранее, я свою часть договора выполнил как минимум неплохо, так что теперь пусть другие потрудятся на общее благо.
К тому же я от природы любопытный. И сейчас мне было очень интересно, по какой причине вдруг так экстренно заткнулся «Корд», лупивший с башни бронетранспортера, и почему водитель «Выстрела» столь любезно подставил мне под пулю бочину своей машины.
Я закинул винтовку за спину и подошел к БПМ. Возле капота машины стоял Богдан и поглаживал свой зеленый погон, вновь обосновавшийся у него на плече, приговаривая:
— Ты молодец, Лёнька. Просто молодчина! Ты ж только что нас всех спас…
— Эт точно, — сказал я, подходя ближе.
Только сейчас я разглядел, что «погон» на плече Богдана живой и к тому же мелко трясется то ли от страха, то ли от адреналина — если, конечно, маленькие сухопутные осьминоги умеют вырабатывать адреналин. А ведь как маскировался! Я и то не понял, что за зеленую тряпку нашил себе парень на камуфляж. Ан вон оно как оказалось. Домашняя зверюшка, да еще и дрессированная на ликвидацию вражьей силы. Пулеметчику в морду вцепился, дал мне возможность выстрелить. И на лобовое стекло броневика выпустил огромную черную кляксу, закрывшую водителю обзор. Хотя нет, такому никакой дрессурой не научить. Это явно действия разумного существа, имеющего опыт огневых контактов с противником. Но как такой опыт могла получить маленькая трусливая зверюшка?
— Это Лёнька, — сказал Богдан, поглаживая по спинке явно нервничающего осьминога, который недоверчиво таращил на меня глаза-бусинки. — Так то он, конечно, осьминог, только на самом деле киборг.
— В душе? — уточнил я.
— Не, — мотнул головой Богдан. — В Поле Смерти сознание раненого киборга переселилось в тело сухопутного осьминога. Ну и вот.