Москва 2042 - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Войнович cтр.№ 56

Предвкушая необычайное, я охотно включился в эту игру. Я честно закрыл глаза и ведомый Дзержином за руку, прошел вперед, неуверенно ставя ноги.

Дверь за моей спиной с грохотом затворилась.

Дзержин отпустил мою руку, и я попытался себе представить то место, в котором я нахожусь. Я вообразил большой зал, освещенный люминесцентными лампами. Множество отливающих зеленью экранов, перемигивание разноцветных индикаторов и управляющих кнопками молчаливых людей в белоснежных халатах.

— Откройте глаза! — приказал Дзержин Гаврилович.

Я думаю, каждому из вас знакомо ощущение, когда вы идете в темноте по лестнице и думаете, что там есть еще одна ступенька, и уверенно ставите ногу, а там никакой ступеньки нет. Даже если вы при этом не ломаете и не подворачиваете ногу, ощущение премерзкое.

Так вот, представьте себе мое ощущение, когда я открыл глаза и увидел, что в небольшой комнате, освещенной только одной голой лампочкой свечей не больше чем в сорок, нет не то что компьютера или чего-нибудь в этом роде, но даже и табуретки. Только корявые стены из плохо побеленного кирпича да торчащий из одной стены пучок проводов с голыми концами.

— Что это? — спросил я, совершенно ошарашенный.

— Это и есть мое гениальное изобретение, — сказал Сиромахин, усмехаясь самодовольно.

— Вы хотите сказать, что здесь нет никакого компьютера?

— Я вообще ничего не хочу сказать, — пожал плечами Сиромахин. — По-моему, то, что вы видите, или, точнее сказать, то, чего вы не видите, ни в каких словах не нуждается.

— Нет, ну послушайте, — сказал я взволнованно, — я чего-то все-таки не понимаю. Неужели это значит, что все то, что пишут ваши сержанты, нигде никак не фиксируется?

— Очень хорошее слово вы нашли, — обрадовался Дзержин. — Именно ничто нигде не фиксируется. Прекрасное, точное, очень хорошее определение: не фиксируется.

— Но сержанты об этом ничего не знают?

— Ну, дорогуша, зачем же вы так плохо о них думаете? Наше общество интересно тем, что все всё знают, но все делают вид, что никто ничего не знает. Понятно?

— Ничего не понятно, — признался я.

— Ну хорошо, попробую объяснить. Насколько мне известно, в ваши времена существовали, грубо говоря, две категории писателей. Писатели, которых люди хотели читать, и писатели, которых люди читать не хотели. Но тех, которых люди хотели читать, не печатали, а тех, которых печатали, никто не читал. Правильно?

— Ну да, — сказал я неуверенно. — Это было, конечно, не совсем так, но в общих чертах…

— А я в общих чертах именно и говорю, — сказал Дзержин. — Ну так вот. Тогдашние коррупционисты выбрали совершенно неправильную, непродуманную, прямо скажем, недальновидную тактику. Одних писателей они запрещали и тем самым создавали им дешевую популярность и возбуждали еще больший интерес к их писаниям. Других, напротив, издавали огромными тиражами, но совершенно бессмысленно, потому что их никто не читал. Расходовалось огромное количество бумаги и денег. Ну сами себе представьте. В ваше время для того, чтобы заплатить правильному писателю тысячу рублей, надо было истратить по крайней мере сто тысяч на издание его книги. А сколько уходило бумаги? Ужас! Теперь положение значительно упростилось. Мы теперь практически всем писателям разрешаем писать все, что они хотят. Вот, например, у нас есть такой Охламонов.

— Да-да, — сказал я охотно. — Я на него обратил внимание.

— Естественно. На него трудно не обратить внимание. Вы думаете, он что пишет?

— Право, затрудняюсь сказать, — замялся я, — но вид у него такой, я бы сказал, вдохновенный.

— Ну еще бы, — усмехнулся Дзержин. — Все сумасшедшие вдохновенны. Так вот, этот вдохновенный все время пишет одно и то же: Долой Гениалиссимуса! Долой Гениалиссимуса! Долой Гениалиссимуса! И так каждый день по восемь часов подряд.

— И вы это знаете и терпите? — спросил я изумленно.

— Ну конечно, если бы это было на бумаге, мы бы вряд ли стерпели, но мое изобретение помогает нам смотреть на такие вещи сквозь пальцы.

— Слушайте, — сказал я, потрясенный, — но если все писатели знают или хотя бы догадываются, что то, что они пишут, никуда не идет, зачем они это делают?

— Ах, дорогуша, — устало улыбнулся Дзержин. — Вы же сами знаете, что есть такие люди, которым лишь бы что-то писать. А что из этого получается, им совершенно неважно.

Дзержин

Мы еще стояли, я смотрел на пучки проводов с голыми концами, когда вдруг заметил, что там, под самыми этими проводами, довольно крупными буквами написано короткое слово, которое я встречал уже где-то: СИМ.

Я спросил Сиромахина, что означает это слово. Он усмехнулся и спросил меня, а что я сам по этому поводу думаю. Я сказал, что я не знаю. Я встречаю это слово уже не первый раз и иногда даже в самых неподходящих местах.

— А вам раньше это слово никогда не встречалось? — спросил Дзержин с каким-то скрытым лукавством.

— Встречалось, — сказал я. — Я знал одного писателя. У него было имя такое — Сим. Но, насколько я понимаю, это слово, — я указал на стенку, — к нему никакого отношения не имеет.

— А почему вы думаете, что не имеет? — спросил Дзержин.

— Ну, потому, что этого писателя здесь никто не знает.

— Вы так считаете? — Дзержин по-прежнему смотрел на меня со своей странной усмешкой. — А что вы скажете, если услышите, что этого вашего Сима здесь наоборот все знают и многие даже почитают и что вот эти люди, которых мы называем симитами, это и есть его сторонники? Что вы на это скажете? повторил он настойчиво.

— Я скажу, что это чушь. Сим Симыч Карнавалов жил в прошлом веке.

— Ну да, сказал Сиромахин задумчиво. — А вот Маркс жил в позапрошлом веке, однако марксисты у нас еще не все вывелись.

При этом он поджал губы и сделал такую гримасу, как будто хотел показать, что столь продолжительным существованием марксистов он не то чтобы недоволен, но Удивлен.

Но меня-то как раз живучесть марксизма нисколько не удивила. Меня удивило совсем другое.

— Извините, — сказал я Сиромахину. — Я вас не очень понял. Вы хотите сказать, что в Москорепе есть много сторонников Сим Симыча Карнавалова?

— И не только в Москорепе, а и в Первом Кольце, сказал Дзержин Гаврилович. Я вам даже скажу, что симитов у нас гораздо больше, чем марксистов. Даже не то что больше, а почти все люди, которых вы здесь вокруг себя видите, на самом деле скрытые симиты.

— А что они собой представляют? — спросил я.

— Если вам интересно, — сказал Дзержин, — могу вкратце рассказать.

Мне, конечно, было интересно, и вот что я услышал от Дзержина Гавриловича.

Движение симитов зародилось еще при жизни Сим Симыча и моей. Впрочем, тогда это было еще не движение, а многочисленная, но разрозненная толпа поклонников. Потом возник маленький кружок школьников-старшеклассников, которые создали подпольную организацию, которую они сами назвали СИМ. На следствии они отрицали какую бы то ни было связь названия своей организации с именем Карнавалова и утверждали, что аббревиатура СИМ расшифровывается как Союз Истинных Монархистов. Но во время обысков почти у всех членов организации были изъяты отдельные глыбы Большой зоны, а у одного даже его собственная работа по структурно-лингвистическому анализу КПЗ. Само собой, от этого кружка остались рожки да ножки, но тут же стали возникать другие кружки, общества, объединения, и все они назывались СИМ, хотя расшифровывали это слово по-разному. Высылая Карнавалова за пределы страны, тогдашние власти надеялись, что на этом движение и прекратится, но сильно ошиблись. Движение не только не прекратилось, но, напротив, достигло размаха, реально угрожавшего безопасности государства. Симиты собирались в кружки, произведения Карнавалова читали, изучали, конспектировали, переписывали и распространяли. Чтобы со всем этим покончить, службе БЕЗО (тогда она называлась еще КГБ) пришлось приложить очень большие усилия. В конце концов всех организованных симитов удалось разгромить. К настоящему времени практически все произведения Сима изъяты и уничтожены. Если, скажем, в пределах Первого Кольца кто-то, может быть, еще тайно хранит какие-нибудь книги Сима, то в Москорепе это совершенно исключено.