Бывает, что у некоторых пациентов после такого «критического события» – как это тактично именуют врачи – нервные клетки, контролирующие жизненно важные органы, например, сердце и легкие, продолжают функционировать, давая счастливчикам возможность жить дальше.
Вот только уместно ли тут говорить о везении?
Многие предпочли бы сразу умереть, чем страдать от бесконечных судорог, инфекций и пролежней. Добавьте сюда приступы вегетативной дисрефлексии, которые нередко заканчиваются инсультом; необъяснимые фантомные боли, от которых не избавляет ни аспирин, ни морфий…
А стоит ли говорить, как переворачивается вся твоя жизнь – все эти физиотерапевты, сиделки, респираторы, катетеры, памперсы… беспомощность и, конечно, депрессия.
Некоторые, оказавшись в таком положении, просто сдаются и мечтают о смерти. Самоубийство, конечно, выход, хотя и не всегда легкий. (Попробуйте покончить с жизнью, если всего-то и можете, что пошевелить головой.)
Другие продолжают бороться.
– Может, достаточно? – спросил Райма стройный молодой человек, одетый в слаксы, белую рубашку и бордовый галстук в цветочек.
– Нет, – прозвучал в ответ запыхавшийся голос. – Хочу еще покрутить.
Райм был пристегнут ремнями в седле хитроумного тренажера, установленного в одной из пустующих спален на втором этаже его дома по Сентрал-парк-уэст.
[1]
– А по-моему, тебе хватит, – парировал Том, его санитар-помощник. – Крутишь педали уже больше часа. Пульс скоро зашкалит.
– Всего лишь въезжаю на Маттерхорн. Я – Лэнс Армстронг,
[2]
– пропыхтел Райм.
– Маттерхорн не входит в число этапов на «Тур де Франс». Это гора, и на нее можно взобраться, но не на велосипеде.
– Спасибо за справку, Том. Я говорил фигурально. Далеко я укатил?
– На двадцать две мили.
– Сделаем еще восемнадцать.
– Ну уж нет – не больше пяти.
– Восемь, – не уступал Райм.
Его статный молодой помощник только поднял бровь.
– Ну хорошо.
Райму и нужно было лишь восемь. Он ликовал. Побеждать было его кредо.
Велогонка продолжалась. Мышцы приводили педали в движение – все так, однако эта деятельность сильно отличалась от обычной езды на велотренажере. Источником раздражителя, от которого по нервам распространялись импульсы, был не мозг Райма, а компьютер, связанный с мышцами его ног посредством электродов. Такое устройство называлось эргометрическим ФЭС-тренажером. Функциональная электростимуляция имитирует нервную систему с помощью компьютера, электродов и проводов, посылая в мышцы слабые электрические разряды, заставляя их реагировать так, словно они контролируются мозгом.
Для выполнения повседневных действий, будь то ходьба или пользование инструментами, метод ФЭС применяют редко. По-настоящему он полезен как терапевтическое средство для улучшения состояния пациентов с серьезными нарушениями двигательных функций.
Начать тренировки Райма подви́г пример одного человека, которым он восхищался. Актер Кристофер Рив получил еще более тяжелое увечье, когда упал с лошади. К большому удивлению медицинских светил, благодаря силе воли и упорным тренировкам Рив сумел восстановить некоторые двигательные функции и частично вернуть утраченную чувствительность. Райм несколько лет колебался, согласиться ли на рискованную экспериментальную операцию на спинном мозге, и в конце концов выбрал терапевтический курс наподобие того, который проходил Рив.
Безвременная кончина актера подхлестнула Райма с еще большим рвением следовать своему плану, а Том помог ему найти одного из лучших на востоке США специалистов по травмам позвоночника – доктора Роберта Шермана. Док составил программу занятий, включающую в себя эргометр, водную терапию и локомоторную дорожку – громоздкое приспособление с ногами-роботами, также действующее под управлением компьютера, которое фактически позволяло Райму «ходить».
Лечение дало плоды. У Райма окрепли сердце и легкие. Плотность костной ткани стала такой же, как у здоровых людей его возраста. Увеличилась мышечная масса. Райм был теперь почти в той же форме, что в бытность свою главой следственного отдела при нью-йоркском управлении полиции, курировавшего подразделение по обследованию мест преступлений. В те времена он каждый день нахаживал изрядное количество миль, порой, невзирая на высокий чин, лично проводил осмотр мест преступлений, а также собирал образцы почвы, камней, бетона и сажи по всему городу, чтобы пополнить экспертные базы данных.
Благодаря упражнениям у Райма почти исчезли пролежни от долгого сидения и лежания, стабилизировались функции естественных отправлений и реже возникали мочевые инфекции. С тех пор как он начал держать режим, только однажды имел место эпизод вегетативной дисрефлексии.
Разумеется, один вопрос по-прежнему оставался открытым: помогут ли месяцы изнурительных тренировок фактически улучшить его состояние, а не только нарастить мышцы и укрепить кости? Простой тест сенсомоторных функций дал бы ему быстрый ответ. Но для этого Райму пришлось бы посетить клинику, на что у него никак не находилось свободного времени.
– Не можешь выкроить даже часок? – вопрошал его Том.
– Часок? Часок?! С каких это пор поездка в больницу занимает часок? Где ты вообще видел такую больницу, Том? В Зазеркалье или, может быть, в стране Оз?
В итоге доктор Шерман все-таки допек Райма, и тот согласился пройти обследование. Через полчаса они с Томом должны были отправиться в нью-йоркскую больницу, чтобы получить наконец заключение о том, намечаются ли положительные сдвиги.
Пока же все мысли Райма были сосредоточены на велогонке, которую следовало завершить. И поднимался он на самый что ни на есть Маттерхорн. Причем Лэнса Армстронга уже обгонял.
Когда гонка закончилась, Том снял друга с велосипеда, вымыл, облачил в белую рубашку и темные спортивные брюки. Затем усадил в коляску, и Райм покатил к кабинке лифта, чтобы спуститься в лабораторию, бывшую гостиную, где сидела рыжеволосая Амелия Сакс. Она делала опись улик по текущему делу, которое вело полицейское управление; Райма привлекли в качестве консультанта.
Ловко маневрируя ярко-красную «Штормовую стрелу» с помощью единственного подвижного пальца – безымянного на левой руке, – Райм пересек лабораторию и остановился рядом с Амелией. Она наклонилась и поцеловала его в губы, на что Линкольн ответил полной взаимностью. На мгновение оба замерли. Райм наслаждался ее физической близостью, вдыхая сладковатый цветочный запах мыла, запоминая дразнящее прикосновение локона к своей щеке.