— Гаррет, ты не сделаешь мне одно одолжение?
— Валяй.
— Ты мне доверяешь?
— Валяй.
— Сядь сюда.
С удивлением посмотрев на нее, мальчишка подошел к старому креслу, на который она указала. Взяв плетеное кресло, стоявшее у стены, молодая женщина поставила его напротив Гаррета.
— Гаррет, помнишь, что просил тебя сделать в тюрьме доктор Пенни? Про пустой стул?
— Разговаривать со стулом? — неуверенно взглянул на нее мальчишка. — Да, это игра, — кивнул он.
— Точно. Я хочу, чтобы ты ее повторил. Хорошо?
Помявшись, Гаррет вытер руки об штаны и, бросив на стул долгий взгляд, наконец сказал:
— Валяй.
Глава 31
Мысли Амелии Сакс постоянно возвращались к психологическому сеансу в комнате для допросов.
Не замеченная никем, молодая женщина внимательно наблюдала за Гарретом через однонаправленное зеркало. Она помнила, как психотерапевт пытался заставить мальчишку представить, что перед ним на пустом стуле находится Мери-Бет. Ей Гаррет ничего не хотел сказать, но в то же время не вызывало сомнения, что перед кем-то он хочет выговориться. Сакс видела это по выражению его лица — тоскливому, разочарованному, но в то же время с примесью злости, — появлявшемуся тогда, когда доктор Пенни переводил разговор на Мери-Бет.
О, Райм, ты принимаешь только бесстрастные неоспоримые улики. Для тебя не имеют никакого значения такие мелочи, как слова, тон, слезы, взгляд. Но ведь не всё, что нам рассказывают, ложь. Я склонна поверить Гаррету, а не уликам.
— Посмотри на это кресло, — сказала Сакс. — Кого бы ты хотел представить сидящим в нем?
— Не знаю, — покачал головой Гаррет.
Она пододвинула плетеное кресло ближе к нему. Улыбнулась.
— Скажи, не бойся. Девушку? Своего одноклассника?
Мальчишка снова покачал головой.
— Ну же, расскажи.
— Не знаю… Может быть… — Помолчав, Гаррет вдруг выпалил: — Может быть, своего отца.
Сакс с раздражением вспомнила холодный взгляд и грубые манеры Хэла Бэббеджа. Наверное, у Гаррета есть много чего сказать ему.
— Одного отца? Или их обоих с миссис Бэббедж?
— Нет-нет, не его. Моего родного отца.
— Родного отца?
Гаррет возбужденно кивнул, щелкая ногтями. Было видно, как он нервничает.
Усики насекомых выдают их настроение…
Взглянув на лицо Гаррета, отражающее борьбу противоречивых чувств, Сакс вдруг с ужасом осознала, что не имеет понятия о том, что делает. Опытный психолог знает, как направлять, как помогать своему пациенту. А вдруг состояние Гаррета станет еще хуже? Что если она подтолкнет его перейти какую-то границу, после чего мальчишка перестанет отвечать за свои действия, и это плохо кончится для него или для кого-то еще? И все же Сакс решила идти до конца. Это ей досталось от отца — вместе с любовью к машинам, любовью к своей работе в полиции и нетерпением к глупости Сакс унаследовала от него талант психолога.
Линкольн Райм всячески боролся с этим стремлением быть ближе к людям, предрекая, что это неизбежно приведет к провалу. Но, несмотря на то что Райм неизменно превозносил талант Амелии Сакс как научного криминалиста, в сердце своем она оставалась тем, чем был ее отец, — полицейским с улицы.
Амелия Сакс была уверена в том, что лучшие улики находятся в сердце человека.
Гаррет метнул взгляд на окно, где в грязное стекло с самоубийственным упорством колотились мошки.
— Как звали твоего отца? — мягко спросила Сакс.
— Стюарт. Стю.
— А ты как его звал?
— В основном «папа». Иногда «сэр». — Гаррет грустно улыбнулся. — Когда я что-то делал не так и — ну, хотел вести себя получше.
— Вы с ним ладили?
— Лучше, чем большинство моих друзей со своими отцами. Одних пороли, на других постоянно кричали. Знаешь, вроде: «Где ты так долго шлялся?», «Когда ты наведешь у себя в комнате порядок?», «Почему ты не выучил уроки?». Но на меня папа никогда не повышал голос. До тех пор, пока…
Он умолк.
— Продолжай.
— Не знаю, — он снова пожал плечами.
— Гаррет, что случилось потом? — настаивала Сакс.
Молчание.
— Ну же, говори.
— Не хочу ничего говорить. Это так глупо.
— Хорошо, не говори мне. Скажи ему, своему отцу. — Она кивнула на кресло. — Отец сидит напротив тебя. Представь это. — Подавшись вперед, мальчишка уставился на пустое кресло. В его глазах мелькнул страх. — Перед тобой сидит Стю Хэнлон. Говори с ним.
На мгновение взгляд Гаррета наполнился такой тоской, что Сакс едва не разревелась сама. Почувствовав, что надвигается что-то важное, она испугалась, как бы мальчишка не остановился на полпути.
— Расскажи мне о своем отце, — тихо произнесла она. — Как он выглядел. Как одевался.
После некоторого молчания мальчишка наконец заговорил.
— Папа был высоким и довольно худым. Волосы у него были темные. Стриг он их коротко, и они после этого долго торчали ежиком. Ему даже приходилось мазать их какой-то штуковиной, она очень приятно пахла. Одевался отец всегда хорошо. Джинсы на дух не переносил. Никаких футболок, только — ну, рубашки. И брюки с отворотами.
Сакс вспомнила, что во время осмотра комнаты Гаррета обратила внимание как раз на это: никаких джинсов, только брюки с отворотами. Губы мальчишки тронула слабая улыбка.
— Отец бросал монетку вдоль брючины и пытался поймать ее в отворот. Если это у него получалось, он отдавал монетку мне или сестре. Это у нас была такая, ну, игра. А на Рождество отец приносил домой серебряные доллары и бросал их до тех пор, пока они не доставались нам.
Сакс вспомнила про серебряные доллары в банке с осами.
— А какие у него были увлечения? Он занимался спортом?
— Отец любил читать. Он постоянно таскал нас по книжным магазинам, а по вечерам читал нам вслух. Книги по истории, о путешествиях. О природе. Да, еще он любил ловить рыбу. Рыбачил почти каждые выходные.
— Ну, хорошо, представь себе, что отец сейчас сидит перед тобой в этом кресле, на нем брюки со стрелками и рубашка. И он читает книгу. Договорились?
— Валяй.
— Отец откладывает книгу…
— Нет, сперва отец, ну, он закладывал то место, на котором остановился. Закладок у него была целая куча. Вроде как собирал. Мы с сестрой подарили ему закладку на Рождество — последнее перед аварией.
— Отлично, отец отмечает то место, на котором остановился, и откладывает книгу. Он смотрит на тебя. Ты можешь ему что-нибудь сказать. О чем ты хочешь говорить?