— Конечно.
— Юность у меня была тяжелая. Впрочем, разве я один такой? В общем, за работу мне пришлось взяться смолоду, и так получилось, что попал я в фирму, занимавшуюся вывозом бытовых отходов. Словом, работал лондонским мусорщиком. И вот однажды сделали мы перекур чаю попить, а наш водитель и говорит: «Видите вон ту квартиру? Ее хозяин — из банды, что орудует в Клеркенвелле»…
Клеркенвелл… Пожалуй, главный очаг организованной преступности и самый успешный криминальный синдикат за всю историю Британии. Сейчас эту банду почти полностью разгромили, но прежде она двадцать лет хозяйничала в Айлингтоне и окрестностях. Ее членам приписывалось двадцать пять убийств.
Глаза Хайдта сверкали.
— Мне стало интересно. Мы допили чай и двинулись дальше, но мусор из этой квартиры я припрятал поблизости, а ночью вернулся, забрал его домой и там внимательно просмотрел. И так делал неделя за неделей. Я изучал каждое письмо, каждую жестянку, каждый счет и упаковку от презервативов. По большей части — впустую. Однажды мне попалась интересная записка: адрес в Ист-Энде и всего одно слово: «Здесь». Неспроста… Я тогда подрабатывал «кладоискателем». Выходишь вечером на пляж в Брайтоне или Истборне и ищешь в песке потерянные кольца и монеты. В ближайшие выходные, прихватив металлоискатель, я отправился по указанному в записке адресу. — Хайдт оживился, он наслаждался собственным рассказом. — Пистолет я отыскал за десять минут. Потом купил набор для снятия отпечатков. Я, конечно, не специалист, но вроде бы «пальчики» на записке и пистолете совпадали. Не знаю уж, что там было с этим пистолетом…
— Обычно оружие выбрасывают, если из него кого-то застрелили, не так ли?
— Именно. Я отправился к тому бандиту из Клеркенвелла и заявил, что пистолет вместе с запиской — у моего поверенного. Разумеется, никакого поверенного не существовало, но это сработало. Мол, если я не позвоню ему в течение часа, то все отправится в Скотленд-Ярд. Риск? Безусловно. Но тщательно рассчитанный. Бандит побледнел и спросил, чего я хочу. Я назвал цифру. Он заплатил наличными. Вскоре я основал собственную фирмочку по вывозу мусора — со временем из нее вырос «Грин уэй».
— Оригинальная «утилизация вторсырья».
— Вот именно. — Хайдт улыбнулся шутке, отхлебнул из бокала и бросил взгляд за окно. Вдали сияли огненные шары газовых факелов. — Знаете, какие три творения человеческих рук видно из космоса невооруженным взглядом? Великую китайскую стену, египетские пирамиды и старую свалку Фреш-Киллз в Нью-Джерси.
Этого Бонд не знал.
— Для меня отбросы не просто бизнес, а окно в наше общество. В наши души… — Хайдт подался вперед. — Понимаете, в жизни можно что-то получить просто так: в подарок или в наследство, по чьему-то небрежению, ошибке или лени, из жадности или по счастливой случайности — а вот выбросить просто так нельзя. Выбрасывают всегда с холодным расчетом.
Он отпил еще немного вина.
— Слышали про энтропию, Джин?
— Нет.
— В энтропии, — длинные желтоватые ногти Хайдта щелкнули, — суть мироустройства. Это стремление к хаосу и разложению: в физике, в обществе, в искусстве, в живых организмах — везде. Это путь к анархии. — Он улыбнулся. — Звучит пугающе? Вовсе нет. Энтропия — самое восхитительное, что есть в мире. Постигая истину — не ошибешься. А энтропия и есть истина.
Его взгляд скользнул по барельефу на стене.
— Вы знаете, что раньше меня звали по-другому?
— Нет, — отозвался Бонд и подумал: «Мартин Холт».
— Я сменил фамилию, которая досталась от отца, и имя — ведь его тоже выбрал отец, а я не желал иметь с этим человеком ничего общего. — Он сухо улыбнулся. — Я стал Хайдтом, потому что эта фамилия перекликается с темной ипостасью героя в «Докторе Джекиле и мистере Хайде». В школьные годы я обожал эту книгу. Видите ли, мне кажется, что у каждого есть светлая сторона и темная.
— А «Северан»? Необычное имя.
— Живи вы в Риме второго-третьего века нашей эры, оно не показалось бы вам необычным.
— Вот как?
— В университете я изучал историю и археологию. Что приходит в голову человеку, когда он слышит «Древний Рим»? Август, Тиберий, Калигула, Клавдий да Нерон. Тем более если этот человек читал «Я, Клавдий» или видел на Би-би-си сериал с блистательным Дереком Джейкоби. Но ведь эта династия правила всего ничего: чуть больше ста лет. Да-да, понимаю, mare nostrum,
[26]
преторианцы, фильмы с Расселом Кроу — такой драматичный декаданс. «О Боже, Калигула, она же твоя сестра!» Для меня истинный Рим открылся в деяниях более поздней династии Северов, основанной Септимием Севером через много лет после самоубийства Нерона. Это годы распада, разложения Империи, а произошедший кризис историки иногда называют «Период анархии».
— Энтропия…
— Именно. — Хайдт так и сиял. — Я видел статую Септимия Севера, и, по-моему, мы немного похожи, вот я и взял схожее имя. — Он вдруг забеспокоился. — Вас это смущает, Джин? Боитесь, что связались с безумцем, подобным Ахаву? Нет-нет, я не сумасшедший.
Бонд рассмеялся:
— И в мыслях не было! Честное слово. Но вы упоминали про миллион долларов…
— Да. — Он внимательно посмотрел на Бонда. — Я задумал серию проектов, и завтра первый из них осуществится. Здесь будут мои партнеры, вы тоже приезжайте. Посмотрите, чем мы занимаемся.
— Что же за работа стоит целого миллиона? — нахмурился Бонд. — Надо подстрелить кого-нибудь уже на самом деле?
Хайдт снова пригладил бороду. Он действительно напоминал римского императора.
— Ничего уже не надо, проект завершен. Завтра мы увидим результаты и отпразднуем. Считайте, что миллион — это бонус при подписании контракта. А вот дальше работы у вас будет по горло.
Бонд изобразил улыбку:
— Рад, что я в деле.
В этот момент зазвонил телефон Хайдта. Тот взглянул на экран, встал и отвернулся. Бонд понял, что возникли какие-то трудности. Судя по напряженной позе, что-то пошло не так.
— Прошу прощения, проблемы в Париже. Инспектора, профсоюзы… С завтрашним проектом это не связано.
Бонд не хотел вызывать подозрений и потому решил откланяться:
— Ну что ж, во сколько мне быть завтра?
— В десять утра.
Припомнив, что известно о времени начала акции из перехваченной ЦПС шифровки и изысканий в Марче, Бонд понял: у него лишь чуть больше двенадцати часов, чтобы разобраться с «Геенной».
В дверях появилась Джессика Барнс. Бонду никогда не нравились сильно накрашенные женщины, но он никак не мог понять, почему она вообще не пользуется косметикой.
— Джессика, это Джин Терон, — рассеянно сказал Хайдт, забыв, что они уже познакомились вчера вечером. Женщина промолчала.