Обе женщины спят, тесно прижавшись друг к другу. Остаток ночи очень короток, скоро день заявляет о себе неприятно ярким светом и назойливым щебетом птиц.
Эта женщина здорово удивила Вальтера Клеммера, ведь она осмелилась на то, что другие только обещают. Взяв себе передышку и все обдумав, он против своей воли подивился тому, какие границы она дерзнула раздвинуть. Ее страсть жаждет простора. Клеммер находится под сильным впечатлением. У других женщин на этом пространстве размещается разве что горка для лазания да качели-коромысла на растрескавшемся бетоне пыльной площадки. Здесь же перед счастливым потребителем простирается целое футбольное поле, да еще теннисные корты и гаревая дорожка. Эрике ее ограждение давно привычно, мать вбила колышки, однако Эрика этим не удовлетворяется; она вырывает столбы и не боится старательно вкопать новые, — признает ученик Клеммер. Он горд тем, что ее попытки связаны именно с ним, к этому он приходит после длительных размышлений. Он молод и открыт всему новому. Он здоров и открыт всему болезненному. Он открыт всему, откуда бы оно ни появлялось. Он открыт и готов распахнуть настежь новые ворота. Он бы, пожалуй, даже высунулся далеко из окна, так далеко, что едва бы удерживал равновесие. Он бы стоял, удерживаясь на самых кончиках пальцев! Он наверняка чем-то рискует и радуется риску потому, что именно он берет его на себя. Прежде он был чистым листом, ожидавшим, когда неизвестный печатник нанесет на него оттиск, и никто до него ничего подобного не читал. Это наложит на него отпечаток на всю жизнь! После этого он перестанет быть тем, кем был раньше, потому что будет чем-то большим и больше будет иметь.
В случае необходимости он готов решиться и на жестокость в том, что касается этой женщины, — воображает он себе. Он безоговорочно примет ее условия и продиктует ей свои собственные: больше жестокости. Ему точно известно, как все будет развиваться после того, как он несколько дней будет держаться от нее на расстоянии, чтобы испытать, выдержит ли чувство бесчеловечную пробу на разрыв со стороны рассудка.
Сталь его духа погнулась, однако он не пал под тяжестью обещаний, которые надавала ему женщина. Она предаст себя в его руки. Он горд испытанием, которое выдержит. Возможно, он доведет ее до полусмерти!
И все же ученик рад тому, что сможет несколько дней держаться от нее на расстоянии. Лучше пусть она остынет, чем сразу совать ей палец. Он подождет несколько дней и посмотрит, что принесет ему в зубах эта женщина, для которой наступил черед быть любимой, — мертвого зайца или куропатку. Или старый башмак. Он своенравно и своевольно не станет до поры ходить к ней на занятия. Он надеется, что женщина начнет преследовать его, потеряв всякий стыд. Тогда он скажет ей «нет» и станет выжидать, что она дальше предпримет. А пока молодому человеку лучше побыть наедине с собой, ведь у волка нет желанной подруги, пока он не встретит козу.
Что касается Эрики, она давно уже узнала, что такое отказ, а теперь вздумала совершенно измениться. Часто используемый пресс ее алчности давит на желание, из-под него уже течет красная струйка. Она постоянно смотрит на дверь, не появится ли ее ученик, однако приходят другие, а его нет как нет. Он без всяких оправданий держится подальше.
Клеммер постоянно стремится чему-то учиться, многое начиная и мало что заканчивая, — японские боевые искусства, иностранные языки, общеобразовательные поездки, художественные выставки, — с некоторого времени он берет еще и уроки по классу кларнета по соседству с классом Эрики, чтобы приобрести основные навыки, которые он позднее намерен расширить в игре на саксофоне с прицелом на джаз и импровизацию. Он избегает рояля и его повелительницы. Обычно, получив начальные сведения в определенных областях знания, Клеммер прекращает занятия. Ему не хватает терпения. Однако теперь он хотел бы стать суперлюбовником, женщина его на это вызывает. Он снова жалуется, — у него и на это есть время, — что корсет классического музыкального образования слишком узок для него, любящего насладиться доброй порцией пространства, не очерченного границами. Он предчувствует широкие просторы, мысленно представляет себе поля, еще ни разу им не виданные и, естественно, не виданные никем другим до него. Он поднимает край покрывала и в испуге вновь опускает его, чтобы снова поднять и удостовериться, что он действительно все это видел. Он едва верит в это. Кохут постоянно стремится закрыть ему доступ в эти поля и луга, однако в частной сфере она его этим непрестанно манит. Ученик ощущает тягу к безграничности. Во время занятий женщина неумолима. Она издалека слышит самое малое, самое ничтожное, а в жизни она хочет, чтобы ее принудили к мольбам. Она полностью закутывает его в рояль, в этот эластичный бандаж из технических упражнений, трелей, школы беглости по Черни. Для нее будет непереносимо тяжким оскорблением то, что лишь кларнет смог освободить его от пут полифонии. Как прекрасно он сможет однажды импровизировать на саксофоне-сопрано! Клеммер играет на кларнете. Рояль он почти забросил. Он решительно осваивает новые для себя области музыки и планирует играть в студенческом джаз-бенде, с парнями из которого он лично знаком. Потом, превзойдя их, он создаст собственную группу, которая будет играть музыку в соответствии с его представлениями и намерениями, название для группы он уже придумал, но держит пока в тайне. Музыкальные замыслы вполне соответствуют его ярко выраженному стремлению к свободе. Он уже записался в класс джаза. Он хочет научиться делать аранжировки. Поначалу он хочет приспособиться, включиться в общий процесс, но придет время, и он вырвется из ряда, солируя, подобно мощному фонтану, так, что перехватит дух. Его волю нелегко поместить в определенный ряд, его желание и его возможности с трудом умещаются в рамках нотной тетради. Его локти бодро загребают воздух, дыхание с силой вливается в инструмент, он ни о чем не думает. Он радуется. Он упражняется в постановке губ и смене клапанов. Серьезные успехи уже маячат на далеком горизонте, — говорит его учитель-кларнетист и радуется ученику, получившему в классе коллеги Кохут значительные базовые знания. Его вполне можно переманить от коллеги, чтобы во время выпускного концерта погреться в лучах его успеха. К двери класса приближается женщина, облаченная в изысканную туристскую амуницию, и занимает выжидательную позицию. Ее не сразу узнаешь. У нее здесь дело, вот она и пришла. Эрика Кохут, как это ей свойственно, принарядилась в соответствии с определенным поводом.
Разве он, ученик Клеммер, не обещал ей показать красоты природы, природы, только что отлитой в тигле, и разве он не лучше всех знает, где следует искать эту природу? Ученику, испуганно выходящему из двери с маленьким черным футляром под мышкой, она, смущенно запинаясь, предлагает совершить совместную пешую прогулку. Сейчас и сразу! По ее облачению ему следовало бы сразу понять, что она планирует. «Я пришла, — говорит она, — чтобы отсюда отправиться вместе в леса и на реки». Ему и отлично экипированной даме откроются крутые скальные осыпи и грохочущие, неопрятные морены глетчеров. Он и она приложат усилия в стремлении к совместной цели, укрывшись в не слишком приветливой горной хижине: на полу банановая кожура и яблочные огрызки, в углу следы блевотины, везде валяются грязные клочки бумаги, этот мусор никто не подметает.