Кстати, насчет инструкций. У меня сложилось такое впечатление, что мой противник их тоже читал.
Вытянув перед собой руку с пистолетом, я зигзагом пронесся по коридору, поочередно распахивая все семь дверей, пока не достиг противоположного конца, где и нырнул под подоконник, готовый разрядить полный магазин в любого, кто высунет голову. Но голову никто не высунул, и вообще ничего не высунул.
Зато теперь все двери были нараспашку, и первая слева от меня вела на лестницу. Я видел несколько футов перил, над ними – зеркало. Сжавшись в комок и припадая к земле, я нырнул в дверной проем, угрожающе размахивая «глоком». Опять никого.
Я резко ткнул стволом «глока» в середину зеркала – раздался звон бьющегося стекла. Я поднял с пола внушительный осколок и порезал левую руку. Вообще-то это получилось нечаянно – говорю на тот случай, если вы вдруг удивились.
Поднеся осколок к лицу, я изучил отражение своего подбородка. Рана выглядела более чем неприятной.
Я вернулся в коридор и приступил к медленному методу разведки: подкрадывался к краю дверной коробки, просовывал зеркало в проем и медленно поворачивал, чтобы захватить комнату целиком. Способ довольно неуклюжий, да и абсолютно бесполезный: стены из тонкого гипсокартона не смогли бы остановить даже вишневую косточку, которой щелкнул трехлетний карапуз. Но все же так было спокойнее, чем торчать в дверях во весь рост, выкрикивая что-нибудь вроде «Ау-у-у?!».
Первые две комнаты оказались в том же состоянии, что и коридор. Грязные и заваленные хламом. Сломанные пишущие машинки, разбитые телефоны, трехногие стулья. Я как раз размышлял над тем, что ни в одном из великих музеев мира не найти ничего более антикварного с виду, чем ксерокс десятилетней давности, когда услышал какой-то звук. Человеческий звук. Точнее, стон.
Я замер. Звук не повторился, так что я еще раз проиграл его в голове. Стон шел из соседней комнаты, вниз по коридору. Мужской стон. Там явно кто-то занимался сексом или страдал от боли. Или то была ловушка.
Я скользнул обратно в коридор и, перебравшись к соседней двери, залег у стены. Выставив зеркало вперед, я отрегулировал его положение. На стуле посреди комнаты сидел мужчина; его голова бессильно свесилась на грудь. Невысокий, тучный, средних лет и привязанный к стулу. Кожаными ремнями.
Спереди на его рубашке темнела кровь. Много крови.
Если это и была ловушка, то именно сейчас близился тот самый момент, когда по замыслу противника я должен подскочить к нему со словами: «О боже! Я могу вам чем-нибудь помочь?» Так что я остался на месте и продолжал наблюдать. За мужчиной и за коридором.
Он не проронил больше ни звука. Да и коридор не сделал ничего такого, чего обычно не делают коридоры. Понаблюдав еще как минимум минуту, я отбросил зеркало в сторону и заполз в комнату.
Мне кажется, я понял, что это Вульф, еще в ту самую секунду, когда услышал стон. То ли потому, что узнал его голос, то ли потому, что все это время думал: раз уж Ухоженному удалось подловить меня, ему ничего не стоило схватить и Вульфа.
И тем более Сару.
Я закрыл дверь, подперев ее двуногим стулом. Остановить это никого не могло, но зато давало мне возможность выпустить три, а то и все четыре пули до того, как откроется дверь. Я опустился перед Вульфом на колени – и тут же выругался, скривившись от острого приступа боли. Отодвинувшись назад, я опустил взгляд на пол. Возле ног Вульфа валялись семь или восемь масляных с виду болтов и гаек. Я наклонился, чтобы смахнуть их в сторону.
Но это были не гайки и не болты. И это было не масло. Я топтал коленями его зубы.
Развязав ремни, я попытался приподнять Вульфу голову. Оба его глаза были закрыты, но я не мог точно сказать, из-за чего: то ли из-за того, что он без сознания, то ли потому, что кожа вокруг глазниц жутко раздулась. Рот пузырился кровавой слюной, а дыхание просто леденило душу.
– Все будет в порядке, – сказал я. Ни на йоту не поверив себе. И сомневаюсь, чтобы Вульф поверил. – Где Сара?
Вульф не ответил, но я видел, как он пытается открыть левый глаз. Он откинул голову назад, и какое-то едва слышное бормотание прорвало несколько пузырей. Я наклонился вперед и взял его руки в свои.
– Где Сара?
Волосатый кулак тревоги стиснул мне гортань. Какое-то время Вульф не двигался, и я уже было подумал, что он отключился, но тут его грудь напряглась, а рот открылся, будто в зевке.
– Ну что, Томас? – Голос его напоминал слабый скрежет, а дыхание становилось все хуже и хуже с каждой секундой. – Ты…
Он замолчал, пытаясь всосать хоть немного воздуха.
Я знал, что ему нельзя говорить. Что нужно велеть ему замолчать – поберечь силы. Но я не смог. Мне хотелось, чтобы он продолжал. Продолжал говорить. О чем угодно. О том, как ему плохо; о том, кто это сделал; о Саре; о скачках в Донкастере. Обо всем, что имеет хоть какое-то отношение к жизни.
– Я – что?
– Ты хороший человек? По-моему, он улыбнулся.
Какое-то время я продолжал наблюдать за ним, соображая, что же делать дальше. Если я не вытащу его отсюда, он наверняка умрет. Думаю, где-то в глубине души мне даже хотелось, чтобы он умер: тогда я смог бы хоть что-то сделать. Отомстить. Убежать. Рассердиться.
Но уже через миг, еще не успев сообразить, что происходит, я отпустил его руки, подхватил «глок» и бочком, согнувшись, переместился в угол.
Потому что кто-то пытался открыть дверь.
Стул продержался толчок или два, а затем отлетел в сторону под мощным пинком. Дверь распахнулась, и в проеме возник человек. Он был выше, чем мне помнилось, – вот почему я не сразу, а лишь через несколько десятых секунды сообразил, что это Ухоженный и что он целится из пистолета прямо в центр комнаты. Вульф начал вставать со стула – хотя, может, он просто валился вперед, – и в ту же секунду раздался оглушительный грохот, завершившийся серией плоских одиночных хлопков: это я всадил шесть пуль в голову и туловище Ухоженного. Пинком выбив оружие из обмякшей руки, я нацелил «глок» ему в лоб. Гильзы звонкой капелью разлетелись по полу коридора.
Я вернулся назад, в комнату. Вульф находился в шести футах от того места, где я его оставил; он лежал на спине в густеющей на глазах черной луже. Сразу я даже не въехал, как это его тело переместилось так далеко, пока не опустил глаза и не увидел оружие Ухоженного.
Это был «МАС-10». Жуткая полуавтоматическая штуковина, которой абсолютно без разницы, во что попадать; способная опустошить свой тридцатипатронный магазин меньше чем за пару секунд. Ухоженный умудрился всадить в Вульфа большую часть из этих тридцати: старика буквально разорвало в куски.
Я наклонился вперед и всадил еще одну пулю прямо в рот Ухоженному.
Следующий час ушел на обход здания. Облазив его сверху донизу, я выяснил, что задняя стена выходит на Хай-Холборн, что когда-то здесь размещалась довольно крупная страховая фирма и что теперь здание пришло в самое жутчайшее запустение, какое только можно вообразить. Хотя о последнем я скорее догадывался. Как правило, оружейная пальба, за которой не следует вой полицейских сирен, означает, что дома никого нет.