Лучше подавать холодным - читать онлайн книгу. Автор: Джо Аберкромби cтр.№ 134

– Знаешь, Эндиш… у меня такое чувство, что вскоре прольется кровь. Вели нашим выдвинуться вперед. Шагов на пятьдесят за гребень, пожалуй.

– Но… их увидят. Как же неожиданность?..

– Срать на неожиданность. Пусть смотрят на сражение, и пусть сражение стреляет им в глаза. Дадим им раззадориться.

– Но, генерал…

– Иди, командуй, парень. Не дергайся.

Эндиш, нахмурившись, отошел, поманил к себе одного из своих сержантов. Коска с довольным вздохом откинулся на спинку кресла, вытянул перед собой ноги, скрестил начищенные до блеска сапоги. Славная обувка. Давно у него не было таких хороших сапог… Первая шеренга талинцев уже вошла в реку. Шагали они с мрачной решимостью на лицах, по колено в холодной воде, глядя без всякого удовольствия на великое множество солдат, выстроившихся на другом берегу в справном боевом порядке, готовых осыпать их стрелами и начать атаку. Да уж, форсировать этот брод – дело незавидное. Коска лишний раз порадовался тому, что сумел отвертеться.

Он поднес к губам флягу Морвира, промочил горло – так, самую чуточку.

* * *

Трясучка услышал крики командиров, отдавших приказ, звон тетивы нескольких сотен луков, одновременно выпустивших стрелы. В воздух взмыло первое облако тонких черных лучинок и просыпалось градом на талинцев, переходивших отмели.

Он поерзал в седле, устраиваясь поудобней, осторожно почесал зудящий шрам, глядя, как ломаются ровные шеренги солдат, как появляются тут и там прорехи в строю и клонятся долу флаги. Кто-то замедлил шаг, готовый отступить, кто-то ускорил, стараясь побыстрей добраться до врага. Страх и злость. Две стороны одной монеты. Поганая работенка – прорываться по открытой и неудобной местности, когда в тебя мечут стрелы. Перешагивать через трупы, своих друзей, возможно. Знать, что участь твоя зависит от слабейшего порыва ветра, который может послать стрелу или в землю под ногами или тебе в лицо.

Сражений он, конечно, повидал немало. Всю жизнь, считай, провоевал – когда со стороны наблюдал за боем, когда ждал, прислушиваясь к каждому звуку, приказа самому ринуться в схватку, старательно скрывая страх от тех, кого вел и за кем шел сам. Он помнил Черный Колодец, бег сквозь туман. Помнил, как шарахался с колотящимся сердцем от каждой тени. Кумнур, спуск по длинному склону с пятью тысячами других бойцов, с боевым кличем на устах. Дунбрек, сражение под началом Рудды Тридубы с Наводящим Ужас. Битва в Высокогорье, орды шанка, рвущиеся из долины, бой спина к спине с Девятью Смертями. Выстоять или умереть. Воспоминания настолько острые, что порезаться можно, – звуки, запахи, жар и холод, отчаянная надежда, безумная ярость…

Глядя, как входят в реку все новые ряды талинцев, как обрушивается на них второй шквал стрел, Трясучка не ощущал ничего, кроме любопытства. Никакого сочувствия к любой из сторон. Ни жалости к мертвым. Ни страха за себя. Он смотрел, как падают сраженные стрелами солдаты, и вдруг рыгнул… И слабенькое жжение в горле причинило ему беспокойства больше, чем мог бы причинить внезапный разлив реки, которая унесла бы всех этих ублюдков в океан. И затопила бы дерьмовый мир. Дерьмо же вроде исхода сражения было ему до задницы. Не его война.

Почему же тогда он готов принять в ней участие, да еще и на проигрывающей стороне?..

Взгляд его метнулся от реки, где назревала битва, к Монце. Она хлопнула Рогонта по плечу, и лицо у Трясучки вспыхнуло, как от пощечины. Видеть их рядом всякий раз было для него уколом в сердце. Он сам не знал, любит ли ее, или просто хочет, или ненавидит за то, что она его не хочет. Знал только, что она – болячка, которую он не может перестать бередить, треснувшая губа, которую он не может перестать покусывать, вылезшая из рубашки нитка, которую он не может перестать дергать, покуда не разлезется ткань.

Первая шеренга талинцев тем временем, утратив под обстрелом всякую стройность, добралась-таки до берега, чтобы угодить в новую неприятность. Монца прокричала что-то Рогонту, тот окликнул одного из своих штабных. По склону, ведущему к реке, разнеслись крики командиров. Приказ атаковать. Осприанские пехотинцы разом опустили копья, чьи наконечники сверкнули извилистой волной, и двинулись вперед – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, навстречу талинцам, пытавшимся хоть как-то построиться заново на берегу, под градом стрел, которыми неустанно осыпали их лучники.

Трясучка увидел, как обе стороны сошлись, смешались. Мгновеньем позже ветер донес до него шум схватки. Звон, лязг и бряцанье металла, подобные стуку града по свинцовой крыше. Рев, вопли, завывания… Очередной шквал стрел обрушился на тех, кто еще не выбрался из воды, и Трясучка снова рыгнул.

Штабные Рогонта затихли, как мертвые, таращась в сторону брода. Лица бледные, рты разинуты, руки судорожно стискивают поводья… Талинские арбалетчики тоже изготовились, наконец. С реки взвилась ответная волна стрел, накрыла лучников на склоне. Несколько человек упали. Кто-то пронзительно закричал. Заблудившаяся стрела ткнулась в землю неподалеку от одного из рогонтовских офицеров. Лошадь его прянула в сторону, чуть не сбросив седока. Монца подала коня вперед на пару шагов, поднялась в стременах, чтобы лучше видеть. Доспехи ее тускло блеснули на солнце. Трясучка нахмурился.

Как бы там ни было, он здесь ради нее, чтобы сражаться за нее. Защищать ее. Попытаться примириться с нею. А может, причинить ей боль, как она ему… Он сжал кулак, так, что ногти врезались в ладонь и заныли костяшки, ушибленные о зубы того слуги. Не все еще кончено между ними, уж это-то он знает.

Верхний брод, где течение, разбиваясь об отмели, замедлялось, казался искрящейся заплатой на речной глади. На другом берегу от него отходила едва различимая тропа, ведущая вверх по склону, сквозь россыпь домишек и фруктовые сады, к воротам в защитной стене Осприи. Местность выглядела безлюдной. Почти вся пехота Рогонта ввязалась уже в яростную схватку возле нижнего брода. Лишь несколько отрядов охраняло лучников, со всей возможной скоростью перезаряжавших луки и осыпавших стрелами талинцев в реке.

Под стеною, как последний резерв, ждала осприанская конница, но весьма немногочисленная, да и стояла она слишком далеко. Дорога Тысячи Мечей к победе казалась свободной. Коска почесал шею. По его мнению, было самое время атаковать.

Эндиш явно пришел к тому же выводу.

– Схватка разгорается. Отдать приказ по коням?

– Погоди немного. Рано еще.

– Вы уверены?

Коска неторопливо повернулся к нему.

– Я кажусь неуверенным?

Эндиш надул рябые щеки, отошел и принялся совещаться со своими младшими офицерами. А Коска потянулся, заложив руки за голову, и вновь устремил взгляд на нижний брод, где кипело сражение.

– О чем я говорил?

– О возможности все это бросить, – сказал Балагур.

– Ах да! Была у меня возможность бросить. Но я решил вернуться. Измениться не так-то просто, верно, сержант? Я прекрасно все понимаю, не вижу в этом деле ни смысла, ни пользы и все же занимаюсь им. Но хуже я или лучше, чем человек, который действует во имя благородной цели, считая себя правым? Или человек, который ищет исключительно собственной выгоды, не задумываясь о том, кто прав, кто неправ? Или все мы одинаковы?