Лучше подавать холодным - читать онлайн книгу. Автор: Джо Аберкромби cтр.№ 126

И под дружный смех вошел в палатку.

Трясучка хмуро сидел за столом и пил.

Величиной своей и пышностью убранства пиршественный зал герцога Рогонта превосходил все до единой комнаты, где ему случалось пить. Когда Воссула рассказывал о диковинках, которыми полна Стирия, воображению Трясучки примерно что-то в этом роде и представлялось, отнюдь не вонючие доки Талина. Просторней здесь было раза в четыре, чем в большом зале Бетода в Карлеоне. Потолки казались выше раза в три, а то и больше. Стены из блестящего светлого мрамора с черно-синими прожилками покрывала обильная резьба – цветы и ветви, поверх которых стелился живой плющ, и в трепетных тенях трудно было отличить каменную листву от настоящей. В открытые окна, размерами с дворцовые ворота, задувал теплый вечерний ветерок, раскачивая множество подвесных светильников, и все кругом сверкало и искрилось в отсветах их золотых огоньков.

Пристанище красоты и величия, выстроенное богами для великанов.

Обидно было только, что народу, в нем собравшемуся, изрядно не хватало ни того, ни другого – и женщинам в пышных нарядах, замысловато причесанным, увешанным драгоценностями, нарумяненным, чтобы выглядеть моложе, стройней, богаче, чем есть, и пестро разодетым мужчинам в кружевных воротниках, с маленькими золочеными кинжальчиками на поясе. Все они смотрели на Трясучку с легкой брезгливостью на напудренных лицах, словно перед ними был кусок тухлого мяса. Потом, когда он поворачивался к ним левым боком, с тошнотным ужасом. Что вызывало у него на три четверти мрачное удовлетворение и еще на четверть – такой же ужас.

На каждой пирушке найдется какой-нибудь тупой, мерзкий, задиристый ублюдок, который слишком много пьет, то и дело норовит с кем-нибудь сцепиться и никому не дает покоя. Нынче вечером, казалось, эту роль исполнял Трясучка. Не без удовольствия. Он отхаркнул мокроту и сплюнул ее на блестящий пол.

Мужчина за столом по соседству, одетый в желтую куртку с длинными полами сзади, выпятил губы и чуть заметно скривился. Трясучка, царапнув острием ножа полированную столешницу, подался к нему.

– Сказать что хотел, засранец?

Тот побледнел и, не ответив, повернулся к друзьям.

– Трусы дерьмовые, – прорычал Трясучка в свой быстро пустеющий кубок – громко, чтобы слышно было за три стола. – Этакая прорва народу – и ни одного мужчины!

Что, интересно, сделал бы Ищейка, окажись он среди этих хихикающих франтов? Или Рудда Тридуба?.. Трясучка мрачно фыркнул, представив их себе. Но веселье его тут же и увяло. Если смеяться над кем, так над самим собой. Ведь это он тут сидит, а не они, пущенный за стол из жалости, без единого друга рядом. На то похоже, во всяком случае.

Он бросил хмурый взгляд на высокий стол, стоявший на помосте в конце зала. Там пировал с самыми почетными гостями Рогонт, улыбаясь им, как звезда, сияющая на ночном небе. Рядом с ним сидела Монца. Трясучка со своего места видел ее плохо, но ему казалось, что она смеется. Веселится, конечно же, и думать забыла о своем одноглазом мальчике на побегушках.

Красивый малый этот ублюдок, «принц благоразумия». При двух глазах, во всяком случае. Дать бы ему в довольную, гладкую морду. Молотом, которым Монца пробила голову Гоббе. А то и просто кулаком. Смять голыми руками. Разорвать на куски… Трясучка крепко, до дрожи, стиснул рукоять ножа, представляя, как проделывает все это, смакуя кровавые подробности, меняя и додумывая их так и этак, пока безумная фантазия не превратила его в великана, а Рогонта, описавшегося со страху и молящего о пощаде, не поставила на колени. После чего Монца захотела его, Трясучку, как никогда… И, сочиняя эту небылицу, он не сводил с них обоих прищуренного, дергающегося глаза.

Подогрел себя, было, мыслью, будто смеются они над ним, но тут же понял, что это глупость. Слишком мало он значит, чтобы над ним смеяться… Душа закипела еще жарче. Трясучка вспомнил о гордости, за которую цеплялся до сих пор, как тонущий за ветку, слишком тонкую, чтобы удержать на плаву. Он стал ненужной помехой после того, как столько раз спас ей жизнь? И столько раз рисковал собственной? И преодолел столько чертовых ступенек, в конце концов, чтобы забраться на эту проклятую гору?.. Пожалуй, после такого он имеет право рассчитывать на нечто большее, чем насмешки.

Трясучка выдернул нож из расколотой столешницы. Тот самый нож, который Монца дала ему при первой встрече. Тогда у него еще были оба глаза и гораздо меньше крови на руках. Тогда он еще хотел покончить с убийствами и стать хорошим человеком. Теперь уж он и не помнил, что тогда думал и чувствовал.

* * *

Монца хмуро сидела за столом и пила.

В последнее время она питала мало интереса к еде, еще меньше к официальным торжествам и совсем никакого к болтливым задницам, поэтому рогонтов пир обреченных казался ей ночным кошмаром. Кто был создан для церемоний, пиров и лести, так это Бенна. Ему бы здесь понравилось. Болтовня, шуточки, похлопывания по спине… Улучив паузу между льстивыми уверениями в дружбе от презирающих его людей, он погладил бы ее, успокаивая, по руке и шепотом, на ухо, попросил бы терпеть и улыбаться. Хотя сейчас ее хватило бы лишь на звериный оскал.

Ужасно болела голова в том месте, где под кожей прятались монеты, и гости, манерно постукивавшие ножами по тарелкам, могли бы с тем же успехом загонять гвозди ей в лицо. Внутренности словно свело навеки – с тех самых пор, как она увидела утонувшего Верного на мельничном колесе. Только бы удержаться и не сблевать Рогонту на расшитый золотом мундир…

Он наклонился к ней, спросил с учтивой заботливостью:

– Почему вы так мрачны, генерал Меркатто?

– Почему? – Она подавила подступившую тошноту. – Армия Орсо приближается.

Рогонт повертел свой бокал за ножку.

– Да. При умелом содействии вашего бывшего наставника Никомо Коски. Разведчики Тысячи Мечей добрались уже до Мензийского холма, с которого открывается вид на броды.

– И больше никаких проволочек.

– Похоже на то. Мои честолюбивые планы вскоре обратятся в пыль. Что часто случается с подобными планами.

– Вы уверены, что ночь перед разгромом подходящее время для праздника?

– Через день может быть слишком поздно.

– Хм. – И то правда. – Но вдруг случится чудо?

– Я никогда не верил в божественное вмешательство.

– Вот как? Зачем же здесь эти люди? – Монца кивнула на кучку гурков в белых одеяниях и жреческих шапочках, сидевших за столом у самого помоста.

Герцог устремил на них взгляд.

– О, помощь их выходит далеко за пределы духовной. Это эмиссары пророка Кхалюля. На стороне герцога Орсо Союз, поддержка тамошних банков. Мне тоже нужны друзья. А перед пророком преклоняет колени даже император Гуркхула.

– Да, всем приходится перед кем-то преклонять колени… Что ж, император и пророк смогут утешить друг друга, когда жрецы принесут им весть о вашей голове на пике.