Я продираюсь через подлесок и выхожу на широкий берег, к выгоревшей траве и плоскому камню.
Я останавливаюсь.
Здесь уже кто-то есть: на противоположном берегу, футах в сорока от меня, сидит на корточках женщина. Голова у нее опущена, и я вижу спутанные седеющие волосы, пронизанные белыми нитями. Мгновение я думаю, что она может быть регулятором или солдатом, но даже издалека мне видно, что ее одежда — не стандартная. Лежащий рядом с ней рюкзак, заплатанный и старый, на майке расплылись желтые пятна пота.
Мужчина, которого я не вижу, зовет откуда-то, почти неразличимо, и женщина отвечает, не поднимая головы:
— Еще минуту!
Я напрягаюсь и застываю. Я узнаю этот голос.
Женщина вылавливает из воды какую-то ткань, деталь одежды, которую она стирала, и выпрямляется. У меня перехватывает дыхание. Женщина берется за вещь двумя руками и быстро выкручивает ее, потом так же быстро распрямляет, рассыпая по берегу веер брызг.
И я внезапно превращаюсь в пятилетнюю девочку. Я стою в нашей прачечной в Портленде, слушаю бульканье мыльной воды, медленно утекающей в раковину, смотрю, как она делает то же самое с нашими рубашками и трусами, смотрю на пунктир воды на выложенных кафелем стенах, смотрю, как она расправляет наши вещи и развешивает их на веревках под потолком, прихватывая прищепками, а потом снова поворачивается и улыбается мне, что-то напевая себе под нос...
Лавандовое мыло. Отбеливатель. Футболка, упавшая на пол. Все это в настоящем. Я снова там.
Она здесь.
Она замечает меня и застывает на месте. Мгновение она ничего не говорит, и я успеваю заметить, как сильно она отличается от моих воспоминаний о ней. Она сделалась куда жестче, лицо осунулось. Но под ним я узнаю другое лицо, словно лик, проступающий из-под воды. Смеющиеся губы и круглые щеки, искрящиеся глаза.
В конце концов она произносит:
— Лина.
Я втягиваю воздух. Я открываю рот.
Я говорю:
— Мама.
Бесконечные секунды мы просто стоим, глядя друг на друга, а прошлое и настоящее сходятся воедино, а потом разделяются: мама тогда и мама сейчас.
Она что-то начинает говорить. Ровно в этот момент из чащи появляются двое мужчин, увлеченные беседой. Но стоит им заметить меня, как они вскидывают ружья.
— Стойте! — резко бросает мать, вскидывая руку. — Она с нами!
Я не дышу. Выдыхаю, только когда мужчины опускают оружие. Мать продолжает смотреть на меня — молча, пораженно и еще как-то. Со страхом?
— Кто ты такая? — спрашивает один из мужчин. У него ярко-рыжие волосы с проседью. Он похож на огромного мармеладного кота. — С кем ты?
— Меня зовут Лина. — Каким-то чудом голос у меня не дрожит. Мать вздрагивает. Она всегда звала меня Магдалина и терпеть не могла сокращение. Интересно, задевает ли это ее сейчас, когда минуло столько времени? — Я пришла из Уотербери с несколькими товарищами.
Я жду, когда мать как-либо даст знать, что мы знаем друг друга — что я ее дочь, — но она этого не делает. Она переглядывается со своими спутниками.
— Ты с Пиппой? — спрашивает рыжий.
Я качаю головой.
— Пиппа осталась, — сообщаю я. — Она отправила нас сюда, на явку. Она сказала нам, что придут люди из сопротивления.
Второй мужчина, смуглый и жилистый, издает короткий смешок и вешает ружье на плечо.
— Ну, вот мы и пришли, — говорит он. — Я - Кэп. Это Макс, — он указывает большим пальцем на мармеладного кота, — а это Би, — он кивает на мою мать.
Би. Мою мать зовут Аннабель. Эту женщину зовут Би. Моя мать всегда находилась в движении. У моей матери были мягкие руки, пахнущие мылом, и улыбка, похожая на первый луч солнца, упавшего на лужайку.
Я не знаю эту женщину.
— Ты возвращаешься на явку? — спрашивает Кэп.
— Да, — выдавливаю я.
— Мы с тобой, — говорит он с полупоклоном, который, учитывая окружающую среду, выглядит даже более чем слегка ироничным. Я чувствую, что мать снова смотрит на меня, но стоит мне взглянуть на нее, как она отводит глаза.
Мы идем, почти не разговаривая, до явки. Макс и Кэп время от времени перебрасываются репликами, но на каком-то своем жаргоне, которого я не понимаю. Моя мать — Аннабель, Би — молчит. Когда мы уже подходим к явке, я ловлю себя на том, что бессознательно замедляю шаг. Мне отчаянно хочется продлить наш путь, хочется, чтобы мать что-нибудь сказала, признала меня.
Но мы слишком скоро добираемся до щелястой верхней постройки и лестницы, ведущей вниз. Я отстаю, давая Максу с Кэпом спуститься первыми. Я надеюсь, что мать поймет намек и задержится на минутку, но она идет следом за Кэпом.
— Спасибо, — говорит она негромко, проходя мимо меня. — Спасибо.
Я даже не могу злиться. Я слишком потрясена, слишком ошеломлена ее внезапным появлением. Женщина-мираж с лицом моей матери. У меня внутри пусто, руки и ноги кажутся огромными, как воздушный шар, и словно бы принадлежат кому-то другому. Я смотрю, как руки нащупывают по стене путь вниз, смотрю, как ноги топают по ступенькам.
На мгновение я останавливаюсь у подножия лестницы, совершенно сбитая с толку. Пока меня не было, все успели вернуться. Тэк с Хантером что-то обсуждают, сыплют вопросами. Джулиан, увидев меня, встает со стула. Рэйвен суетится, наводя порядок и раздавая указания всем вокруг.
А посреди всего этого — моя мать, она снимает рюкзак, берет стул, перемещается с неосознаваемым изяществом. Все вокруг суетятся, спешат, словно мотыльки, вьющиеся над лампой, — мелькающие размытые пятна на фоне света. Даже комната стала выглядеть иначе теперь, когда здесь она.
Должно быть, это сон. Наверняка сон. Сон о моей матери, которая на самом деле не моя мать, а кто-то другой.
— Привет, Лина. — Джулиан берет мое лицо в ладони и, наклонившись, целует меня. Его глаза все еще припухшие и с «фонарями». Я машинально целую его в ответ. — Что-то случилось? — Он отодвигается от меня, и я прячу глаза.
— Ничего, — говорю я. — Я позже объясню.
У меня в груди застрял пузырь воздуха, не давая ни дышать, ни говорить.
Он не знает. Никто не знает, кроме Рэйвен и, возможно, Тэка. Они уже работали прежде с Би.
Теперь моя мать вообще не смотрит на меня. Она принимает от Рэйвен чашку с водой и пьет. И это незначительное движение внезапно будит во мне гнев.
— Я сегодня подстрелил оленя, — хвастается Джулиан. — Тэк его заметил, когда тот был на полпути через поляну. Я не думал, что у меня что-нибудь получится...
— Браво, — обрываю его я. — Ты нажал на спусковой крючок.
Джулиан уязвлен. Я уже не первый день ужасно с ним обращаюсь. В том-то и проблема: уберите излечение, руководства и законы, и у вас не останется правил, которым можно следовать. Любовь приходит только вспышками.