— Я люблю его.
Удивление растопило лед во взгляде Грея. И вот уже в его глазах засветилось одобрение. Одобрение и любовь.
Сердце Софии воспарило. В этот момент они признавались друг другу в любви, и им не было никакого дела до остального мира.
— Я люблю его, — повторила она просто потому, что ей хотелось еще раз произнести эти замечательные слова.
Теперь правда была раскрыта, и она висела во влажном молчании зала — но это пока был лишь эскиз, и теперь Софии нужно было наложить тени. Собравшись с духом, она воспользовалась изумленным молчанием.
— Это мой христианский долг, ваша честь. Сказать, что я испытываю к этому человеку что-то меньшее, будет не просто ложью, это будет кощунством.
Судья почесал свой парик.
— Нет, — запротестовал Брэкетт. — Я же говорю вам, она лгунья!
— Уверяю вас, я говорю чистую правду. Какой у меня мотив лгать? — София натянула перчатку, тщательно разгладив дорогую атласную ткань. — Я действительно очень хорошо отношусь ко многим мужчинам в этой комнате. Но любой, кто станет намекать на то, что я даю эти правдивые свидетельские показания в надежде возобновить отношения с мистером Грейсоном — дружеские или какие-либо еще, — будет ошибаться. Я высоко ценю этого человека, ваша честь. Я глубоко восхищаюсь им, а его благородство и отвага изменили ход моей жизни. Но, за исключением сегодняшнего дня, я не рассчитываю встретиться с ним когда-либо.
Грей сделал шаг вперед.
— Ты же не хочешь сказать…
София заморозила его взглядом.
— Да, мистер Грейсон, я хочу сказать, что моя миссия здесь завершена.
Он пристально смотрел на нее, явно сбитый с толку. И это было так трогательно.
— Покидая Англию, я приняла решение никогда не выходить замуж, — сказала она, обращаясь к судье, — и направить свое состояние на благотворительность. У меня есть двадцать тысяч фунтов, точнее, будет через несколько дней, когда я достигну совершеннолетия. Это должно было стать моим приданым, но сегодня утром я направила эти деньги на покупку плантации «Элеонора» у мистера Джорджа Уолтема, чтобы учредить сахарный кооператив вольных людей.
— Сахарный кооператив? — одновременно воскликнули Грей и Фицхью.
Именно так. Теперь у Грея и Джосса не будет повода для споров и ссор, и давние разногласия не будут стоять между ними. Они могут начать все с чистого листа: сесть и обсудить свое будущее с ясной головой и открытым сердцем. Семью Софии, вероятно, уже не примирить, но она не могла упустить шанс воссоединить эту семью.
— Мистер Уилсон и мисс Грейсон могут предоставить вам все необходимые доказательства по этому вопросу, которые могут вам потребоваться. — Она сложила платочек. — Что касается меня, я должна уехать.
— Уехать? — И вновь Грей и Фицхью воскликнули в унисон и сердито посмотрели друг на друга в явном раздражении.
— Теперь, когда моя миссия выполнена, я должна вернуться в Англию. Дело в том, что я внесла только аванс, около шестисот фунтов. Сделка будет завершена в Лондоне. И я… я должна вернуться к моей семье, хотя не знаю, как они меня примут. Сомневаюсь, что после такого приключения меня примут даже мои самые близкие друзья. И уж точно не примут люди вроде родственников мистера Грейсона.
Он должен понять причину, по которой она должна уехать.
— Родственники мистера Грейсона? — переспросил судья.
— А разве вы не знали? Ваша честь, он племянник герцога. Я играла в карты с его тетушкой, герцогиней Элдонбери, каждую третью среду. — Она бросила на Грея осторожный взгляд. — Ее внучка, леди Клементина Мортон, училась со мной в школе. Мне даже повезло гостить в их доме, но такого удовольствия я отныне буду лишена. Ее светлость — дама весьма строгая и не склонная к прощению. Если бы я стремилась сделать карьеру, мистер Фицхью, я не стала бы огорчать ее.
Лицо судьи стало белым как бумага.
Опустив глаза, София теребила шнур ридикюля.
— Нет, моя репутация в свете будет погублена, хотя совесть моя чиста. Я должна отправиться домой и положиться на великодушие моей семьи. Если они отвергнут меня… — она пожала плечами, — возможно, я стану гувернанткой.
Ее наполнило чувство удовлетворения. Еще вчера она собиралась солгать — войти в зал суда и выдать себя за честную самоотверженную и бескорыстную женщину, которая могла бы помочь Грею в его деле. Теперь она отдала все — свое состояние, свою репутацию, свое будущее — во имя правды. Не только для того, чтобы спасти жизнь Грея, но чтобы искупить грехи своей.
Какой глупой она была, когда обвиняла общество в том, что оно не видит человека за его богатством! Правда заключается в том, что она проводила свою жизнь в страхе — прячась за обманами и фантазиями — потому, что не верила в себя, не верила в свою собственную значимость.
Все закончится сегодня. Сказанное ею в этом зале кое-чего стоит. Она сама кое-чего стоит. И пусть свет отвергнет ее. Впервые за долгое время София сама себе нравилась.
Она ни о чем не будет сожалеть.
Она медленно повернулась, последний раз бросив взгляд на каждого из своих друзей.
— Я незамедлительно отплываю в Антигуа, где, насколько мне известно, смогу сесть на английский фрегат. — Ее взгляд остановился на Грее. — Итак, до свидания.
Грей кивнул. Конечно, теперь он все понял — как ее прошлое неизбежно отравит будущее его семьи. И он отпускает ее.
— В таком случае прощайте. Если только… — Она обратилась к Фицхью с выражением абсолютной невинности. — Но ведь на самом деле вы и не собирались предъявлять им обвинение в пиратстве?
Он моргал. София улыбнулась:
— Так я и думала.
Глава 28
Гуляешь ли по парку или путешествуешь по свету, дорога домой всегда кажется короче. Прошло несколько дней, как «Полярис» пересек тропик, а Софии казалось, что прошло всего лишь несколько часов. Это событие было отмечено очень скромно: матросы немного попели, по кругу пустили просмоленный берет, собрав горсть шиллингов, — София тоже внесла вклад из своего похудевшего кошелька.
Возможно, такое негромкое празднование могло объясняться тем, что пассажиров на борту фрегата было совсем немного. В этом путешествии Софию сопровождали представитель грузовладельца на судне да вдова плантатора из Антигуа с двумя взрослыми сыновьями. Однако София полагала, что все дело в характере капитана — постоянно сурового капитана Херринга, который внешне напоминал копченую сельдь.
Нет, «Полярис» совсем не походил на «Афродиту», и даже на «Кестрел». Но возможно, Софию это должно было радовать. В атмосфере товарищества и веселья ее меланхолия могла бы привлечь ненужное внимание. А здесь если кто и обращал внимание на ее стремление к уединению или на ее постоянно увлажненные глаза, то лишь затем, чтобы предложить лекарство от простуды.