Аэропланы над Мукденом - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Матвиенко cтр.№ 56

— Младший брат одного из казненных подонков, некто Владимир Ульянов, получает возможность учиться в университете за счет казны. Его выгоняют за, естественно, революционную деятельность и бунт. А что еще ждать от гнилой яблони? Цветущий персик? Нет, кучу гнилых яблок. Но теперь правит Никки, многое дозволено. Ульянов оканчивает Казанский университет, становится помощником присяжного поверенного и начинает заниматься чем? Правильно — угадал, Петр Андреевич, сей персонаж весь в революционной деятельности! Вот только убить императора или кого-нибудь из нашей семьи уже мало им. Долой самодержавие, мать их... P-революционеры хреновы. Никки плохо умеет править страной, однако больше вообще ничего не умеет. Его — в пастухи? Что же делает наш повелитель, чтобы не менять скипетр на пастуший рожок? Он вызывает министра юстиции и говорит: ни-ни, Европа на нас смотрит. И революционным мерзавцам вместо пожизненной каторги, как того Уложение о наказаниях требует, дают, не смейся, по три года высылки! Понимаешь, что это значит? Объявлено высочайшее соизволение: на Романовых сезон охоты открыт! Стреляйте в нас, взрывайте нас, свергайте нас, больше трех лет отдыха вам ничего не грозит!

Срываясь на крик, Александр схватил авиатора за грудки и проревел:

— Понимаешь, Петр, я — не человек и не великий князь, я — дичь! И моя жена, сестра императора — тоже дичь! И дети мои не люди, а просто мишени на охоте...

Самохвалов вспомнил предупреждение Плевако о некоторой вероятности, что взрыв ракеты меж ногами Трубецкого-младшего могли бы расценить как нападение на чинов войска и вообще должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей, наказуемое военным судом по статье 279 Воинского устава о наказаниях с лишением всех прав состояния и смертной казнью. Спасло лишь то, что княжич был в отпуске, и его самоподрыв квалифицировать как теракт не смогла даже минская юстиция. Для Петра казалось невероятным, что за весьма сомнительный и явно неосторожный проступок он проскочил на волоске если не от смерти, то от длительного лишения свободы, а за тяжкое государственное преступление брат казненного бунтовщика отправляется на три года подышать свежим воздухом. Российская фемида действительно слепа. По воле случая, чиновничьего самодурства или высочайшего бесхребетия она кидается в крайности — от необузданной жестокости до бессмысленного либерализма.

— Скажи, Сандро, как мы спасем Россию, вооружив ее воздушным миноносцем? Главные враги, выходит, внутри — такие, как Ульянов.

Князь поднял мутные глаза и сказал неправдоподобно трезвым тоном:

— Огульно проблемы империи, Петя, мы и не решим. Хотя бы одну, важную. Если каждый, да что каждый — пусть бы один из десяти россиян сделал для страны все что мог на своем месте, мы бы жили в другой России, счастливой. Но у нас нет другой России, а есть одна задача. Выкатывай миноносец без меня. Деньги кончились? Скажи, сколько надо. Кстати, напиши на его борту имя моего святого — Александра Невского. А то наречешь бесцветно, какой-нибудь «семеркой». Героическому делу полагается такое же название. Ступай работай. Я чуть позже подъеду, и без помпы.

Фрегат «Александр Невский» был на слуху по поводу его бесславной кончины из-за разгильдяйства экипажа. Сам православный святой был известен двумя небольшими стычками на Неве и к северу от Чудского озера, а также многолетней беспорочной службой татарским ханам по выколачиванию дани из соотечественников. Рассказав великому князю о суевериях, по которым авиаторы убоятся самолета с именем погибшего фрегата, Самохвалов с трудом уговорил его именовать машину как-то иначе. Ну, хотя бы «Русским Витязем».

Он оказался крайне труден в управлении. Огромной площади элероны, руль высоты и направления создавали непривычно большую нагрузку на штурвал и педали, пока миноносец не получил серворули. Хвостовой крюк многотонной машины вспахивал землю наподобие плуга, мешая рулению на взлете, длинный пробег тихоходного аппарата оказался почти неуправляем. Крюк уступил место колесу, а на передних стойках шасси появились тормоза.

Пилотская кабина заполнилась приборами — альтиметром (высотомером), анемометром с крыльчаткой для определения скорости, компасом, часами и множеством шкал для контроля за двигателями — обороты, давление и температура масла каждого мотора. Наконец, датчики уровня топлива в каждом из емкостей и вентили переключения баков. Понятно, что в одиночку уследить за такой массой циферблатов человек не в состоянии. Экипаж «Витязя» должен состоять не менее чем из двух человек, второй летчик — бортовой техник — надзирает за двигателями и имеет возможность доступа к ним в полете. Для этого участок верхней поверхности нижнего крыла до моторов покрыт арборитом, а не перкалью, страховочный трос препятствует падению с крыла.

Великий князь впервые поднялся на борт заказанного им биплана лишь в июне, на осторожном полете по кругу. Он с ума сходил от восторга, а Самохвалов хмурился. Ему не нравились прочностные характеристики крыльев: в глубоком вираже или пикировании градусов на сорок каркас плоскостей трещал по всей длине, рвались тросы, деформировалась обшивка. Набор предстояло укреплять, а кроме того вводить серьезные ограничения по эксплуатационным режимам, совершенно не нужные легким самолетам. Да и отвлечение лучших сил «Садко» на огромного «Витязя» не могло не сказаться на текущем выпуске серийных аппаратов. Работы по перспективной «семерке» — скоростному моноплану — вообще оказались замороженными.

В июле курсант офицерской школы в сложной ситуации покинул «четверку» с парашютом, угробив машину. Александр Михайлович счел, что у летчика не хватило мужества выправить положение и посадить самолет. Командующий не придумал ничего лучшего, как запретить в российских ВВС парашюты, дабы пилоты боролись за машину до последнего и не прыгали за борт на изобретении Котельникова.

В начале августа «Русский Витязь» получил новые двигатели и, перегруженный штатными и подвесными баками, совершил беспосадочный перелет по маршруту Санкт-Петербург—Москва—Киев—Одесса. Великий князь лично пилотировал его и после приземления объявил о готовности к трансатлантическому рейсу.

Самохвалов категорически отказался от поездки в Европу на подготовку к историческому старту. Дошло до ссоры, причем в совершенно трезвом виде. Вечером 2 сентября 1897 года августейший пилот объявил Петру, что тот обманул наилучшие великокняжеские ожидания, и вообще Александр Михайлович считал директора «Садко» своим другом, оказывается — зря.

— Ваше императорское высочество! — Самохвалов умышленно подчеркнул дистанцию. — Я в рекордные сроки построил для вас уникальный самолет. О его военном назначении никто не знает. В Англии меня ждет арест за покрытые мхом финансовые счета многолетней давности, ваше заступничество ничего не даст. Более того, я настоятельно рекомендую вам отказаться от личного участия в авантюре. Машина новая, сложная, не до конца освоенная. Если ваш напарник Сергей Уточкин с кем-то из опытных пилотов долетит до Америки, они так же прославят Россию.

Великий князь посмотрел сверху вниз на своего малорослого собеседника с откровенной жалостью.

— Никки сто раз прав, опираясь на родственников. Только мы, Романовы, до конца чувствуем ответственность за Россию, хоть и по-разному понимаем эту ответственность. В крайнем случае, выходцы из старых дворянских семей. Я доложил императору о цели создания миноносца, он поддерживает меня. Но для обширной программы строительства целой эскадры «Витязей» нужен общественный резонанс. Никки даже подумывает о всенародном сборе средств. Вот почему должен лететь член царской семьи. Тебе, Петр Андреевич, не понять бремени императорского родства. Что до риска — лучше опасность в кабине самолета, нежели разлететься на куски от бомбы очередного нигилиста. Последний раз спрашиваю: ты со мной?