Спасти Императора! «Попаданцы» против ЧК - читать онлайн книгу. Автор: Герман Романов cтр.№ 14

— Да не трави душу! — Фомин закурил. — Если бы не бы, было бы кабы! Кстати, Путт, надеюсь, ты не за Дойчлянд фатерланд умирать будешь?

— Да какой я, к чертям, немец! — капитан тяжко вздохнул и взмахнул рукой. — Бабка у меня русская!

— Погоди! — вскинулся Шмайсер. — Так ты не чистокровный немец?! Ах ты ж, падла! — он с размаху хлопнул себя по коленке. — У меня-то и мать, и отец немцы, хоть и обрусели за долгое время. И род наш не из дворянских, хотя и задолбал ты меня с этим «фон бароном»! А ты-то вообще, значит, на четверть русский?!

— Да! — Путт понурил голову.

— Нет, ну! — Шмайсер потрясенно таращил глаза. — Ты!!! Ты мне все уши прожужжал с этим фольксдойче, в морду каждый раз тыкал! Нет, ну… — он шумно выдохнул. — Ну, ты и мерзавец!

— Ну, чего теперь? — Путт развел руками. — Ну, дай мне в морду, чтоб успокоиться!

— Ага! — Фомин почесал порядком уже отросшую щетину. — На дуэль его еще вызови, Федюня! Или ты Фридрихом теперь величаться предпочтешь? Один ты у нас теперь немцем остался!

Попович прыснул:

— Майн либен Фридрих!

— Вот ведь, а! — Шмайсер все не мог успокоиться и поэтому пропустил колкости в свой адрес. — А язык-то! Твой немецкий явно природный, лучше, чем у меня. А так язык в школе не учат.

— А я и не учил его. Я с детства с немецкими мальчишками рос. Мой батя в Коминтерне революции устраивал, в германской секции. А потому в нашем доме немцев было пруд пруди. И все то из компартии Германии, то из Рот Фронта, то еще откуда. С женами и детьми. И в школе нашей московской занятия на немецком языке вели. На русском-то часть эмигрантов совсем не разговаривала.

Попович громко присвистнул, а Фомин со Шмайсером от удивления раззявили рты. Первым опомнился Фомин.

— Зовут-то тебя как? Понятно, что Путт — это не настоящая фамилия!

— Да как сказать! Ты, Федотыч, в самую точку углядел, один лишь Андреем меня называя. Да я и привык к своей теперешней жизни, сжился с личиной, имя настоящее почти забыл. Я же здесь по документам — Андреас Путт, а по жизни — Андрей Путь, яблоко от яблони, так сказать…

— Да! — протянул Фомин. — Как я понимаю, мы все решили исповедь друг другу учинить. Потому истина нашей изнанки на свет вылезла. Удивил ты меня, сильно удивил. И как же ты с такой биографией в РОНА оказался?

— Исключительно по трусости и малодушию, — ответ Путта привел всех в крайнее изумление — что-что, а упрекнуть капитана в таком поведении они не могли, благо было время узнать друг друга.

— Я в институте на последнем курсе учился, когда война началась…

— Так ты говорил, что только девятилетку окончил? — Шмайсер удивленно поднял брови.

— Ты тоже много чего говорил! — огрызнулся Путт. — Собака, говорят, брешет — ветер носит! Так вот, нас всех, кто военные сборы проходил в танковых войсках, тут же забрали, а мне отец бронь выхлопотал. Отказался я от нее и пошел добровольцем. Может, и сейчас воевал бы в Красной Армии, если бы не окружение под Киевом. Горючки нет, снарядов нет, немецкие танки прорвались от Десны. В общем, бросили мы оставшиеся танки и стали пехотой. В селе остановились, а утречком нас эсэсовцы накрыли тепленькими. Выгнали, как баранов, построили, а напротив автоматчики встали. Офицер выходит и говорит: «юде и комиссарен ист?» Мы все отвечаем, что нет, мол. А он смеется, говорит, что врать нехорошо. Да еще торопит с ответом, — Путт вытер лоб рукавом. — Рядом со мной политрук стоял, переодетый в солдатскую гимнастерку. Свою форму со звездами на рукавах он сразу снял, как в окружение попали. Стоит и трясется от страха, как овечий хвост. А до того такие речи держал да горланил, что всех научит умирать за Сталина и партию! Семенова, командира моего взвода, пристрелил из нагана, заподозрил, что тот панику сеять, когда нас окружили, вздумал. А как подвело, так жидко и обгадился. Пока я на него косил взглядом, грохнул выстрел. Эсэсовец солдата в лоб застрелил и на второго ствол навел. Тот на меня показал, вот, говорит, наш сержант, у него комсомольский билет в кармане. Тут меня до самой задницы пробрало…

По лицу Путта обильно потек холодный пот, словно и сейчас капитан оказался под пистолетным дулом, которое смертельным зевом уставилось ему прямо в лицо.

— А офицер улыбается и что-то тихо бормочет. А у меня все чувства до того обострились, разобрал, что оберштурмфюрер детскую новогоднюю считалку шепчет. Ну, я ему и говорю — ежик под елкой, а киндер ждут муттер. Немец пистолет опустил и удивленно так говорит: «Вы знаете немецкий?!» А я ему в ответ заявляю, что я чистокровный немец, хоть и родился в России. Андреас Путт так и появился на свет. Документики-то я сразу выкинул, как в окружение попал! И тут же железо стал ковать, пока горячо, вижу, что он отвлекся на мое заявление. Говорю ему — чего комсомольцев стрелять, если рядом настоящий комиссар стоит и тем более жид по матери. И политрука толкаю вперед, прямо на обалдевшего эсэсовца.

Путт непроизвольно дернул плечом, словно снова кого-то толкнул, и его лицо скривилось в гримасе. Нехорошая улыбка растянула губы.

— Политрук жидковат оказался, упал на колени и обосрался. Да с таким газовым выхлопом, что офицер стрелять не стал, в сторону отошел. А другие посмотрели на это дело и начали выталкивать из строя коммунистов. Но многие сами вышли — достойно повели себя. Оберштурмфюрер обратился ко всем пленным, которых добрая сотня была. И сказал, что у нас есть пять минут, чтоб голыми руками всех вышедших умертвить. Кто откажется, умрет. Если все откажутся, всех убьют. Стоим, молчим, головы опустили. Офицер одному говорит: «Будешь убивать?» Тот головой покачал, и тут же получил пулю в лоб. Эсэсовец задает тот же вопрос второму солдатику…

— И что? — жадно спросил Шмайсер.

— А тот как заорет: «Мужики, чего нам за коммунистов умирать!» И хрясь одного по уху. Тот в ответ. Ну, тут десяток и рванули на помощь. Да оно и понятно — надо только кому-то первым начать. Остальные стояли, покуда по ним очередью не вдарили и двоих не убили. Только теперь до всех дошло, что это не шутка. Набросились всем скопом, голыми руками, зубами рвали. Один, правда, не хотел, и его тут же пристрелили. И все — кончились бойцы Красной Армии, убивцами и палачами окровавленными сделались. Всех этой кровью повязали — хитрой сволочью эсэсовец оказался.

Путт вздохнул и вытер рукавом пот со лба. Остальные переглянулись — история капитана была дикой, но то, что она истинна, сейчас не сомневались. Но чтобы вот так — это в голове просто не укладывалось.

— Вначале в полиции служил, а потом меня в Локоть случайно занесло, и в бронедивизион попал…

— Самозванцы вы, братцы. Шмайсер в русские подался, ты в немцы. — Фомин почесал затылок. — Вы уж определитесь на будущее.

— Теми останемся, при своих, — недовольно буркнул Шмайсер. — Только мы не самозванцы, мы каратели. Не зазорно из одного котелка хлебать?

— Не зазорно! У самих грехов достаточно, — резко ответил ему Фомин, чувствуя, что нужно повернуть разговор в другое русло. — Давайте, ребята, по-прежнему, чины и звания нам не нужны уже!