Атаман - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Посняков cтр.№ 31

– Я всегда говорю что есть. Что я чувствую, вижу. Знаю, людям это не нравится… моя сестра потому и погибла, а я вот пришла… явилась из наших лесов…

– Пришла отомстить? – тихо уточнил Вожников.

– Да.

Молодой человек взял Серафиму за руку:

– Так ты не ответила толком! Вернусь я домой? Ну! Говори же! Вернусь?

– Нет. Никогда.

Пока Вожников терял последнюю надежду в жарких объятиях юной волшбицы, на другом конце Белеозера, ближе к детинцу, еще с вечера произошли некие события, повлиявшие на дальнейшую судьбу Егора не меньше, чем встреча с Серафимой.

На огороженной высокой оградой усадьбе, не очень большой, но и не малой, в просторном, выстроенном на подклете доме, в топившейся по-белому горнице, расположившись на приставленных к неширокому столу скамьях, играли в шахматы двое мужчин. Один – дородный, осанистый, с густой светло-русой бородой и добрым широким лицом – был одет в длинный кафтан доброго немецкого сукна, из-под которого выглядывала красная шелковая рубаха – признак явного богатства и положения в обществе, о чем также свидетельствовали и сафьяновые – в сборочку – сапоги, и отстегнутая от широкого пояса, небрежно брошенная на лавку сабля, и драгоценные перстни на пальцах обеих рук.

Напарник его, одетый по-домашнему просто – в холщовое полукафтанье с шелковой плетеной тесьмой – обликом, скорей, походил на монаха или на человека, не придававшего своей внешности особого значения, что по тем временам явно смахивало на вольнодумство, хотя, конечно, совсем-то на смердов походить не пристало – за тем и шелковая тесьма, и в изящных недешевых ножнах кинжалец. Аскетичное лицо, смуглое и худое, тонкий, с едва заметной горбинкой нос, густые – вразлет – брови. Глаза насмешливые, темно-карие, узенькая черная, с проседью борода. Тонкая рука тронула ладью, переставила, дернулись в улыбке тонкие губы:

– Мат тебе, Иване Кузьмич!

Дородный бородач озадаченно поскреб в затылке:

– Ох и умен ты, Ларион, ничего не скажешь! Нет, чтоб сноровку-то мне проиграть…

– Так ты же, господин воевода, тогда первым меня презирать будешь.

Иван Кузьмич замахал руками:

– Да пошутил, пошутил, полно тебе! Еще партейку?

– Охотно. Сейчас велю слугам кваску принесть. Печь-то натопили нынче изрядно.

– Да и хорошо ж, Ларион Степаныч! – Воевода довольно потер руки. – Жар костей не ломит, а тепло завсегда лучше, чем холод. Чай, не в сарацинских странах живем.

– Ты, как всегда, прав, Иване Кузьмич.

Поднявшись на ноги, Ларион подошел к двери, отворил, выглянул:

– Эй, Прошка! Квасу нам спроворь, живо. Да заедок не забудь.

Распорядившись, Ларион Степаныч подошел к стоявшему на широкой лавке ларцу, оглянулся:

– Расчеты сейчас велишь делать?

– А, давай сейчас, – зевнув, воевода махнул рукой. – Поздно уже, скоро к себе, в детинец, поеду… хоть у тебя в гостях и хорошо. В самом деле хорошо, Христом-Богом клянусь! У меня-то в хоромах суетливо, людно – дети, племянники, слуги… да ты сам ведаешь. А у тебя, Ларион, благодать: тихо, спокойно – ни домочадцев, ни чад – всего-то несколько слуг, и те место свое знают, не докучают без надобности.

– Попробовали б, – сквозь зубы промолвил Ларион Степаныч.

Достав из ларца несколько полотняных мешочков, он высыпал их содержимое на стол рядом с поставцем с яркими восковыми свечами. Блеснуло, заиграло в глазах серебришко!

– Дирхемы ордынские, денги, – со знанием дела пояснял гостеприимный хозяин. – А вот – денги новгородские, московские денги, Дмитрием Ивановичем еще чеканенные, а эти вот – кильские гроши, а тут – геллеры. Все из земель немецких.

– И кто ж ими платил?

– Так Острожец Михайла, гость новгородский. У них там, в Новгороде, немецкой монеты полно.

– И монеты, и всякой поганой нехристи! – подняв вверх указательный палец, наставительно заметил гость.

– То и верно. – Ларион Степаныч неожиданно нахмурился и сжал губы. – Все ж нет у меня доверия к новгородцу! Себе на уме, хитер. Вроде и любезен, а… Чую, не зря он тут объявился! Выгоду свою пасет. Эх, своих бы людишек к нему приставить, обложить бы, как волка!

– Так обложи!

– Так он тутошних на службу не берет, не подпускает… Одначе подумаем, помыслим, что можно сделать.

– Так все ж таки заплатил Острожец, не стал кобениться?

Ларион Степаныч пожал плечами:

– Так он и не кобенился – не дурак. Хитрый! А те, кто кобенился да лишнего платить не хотел, тех уж и… В общем – управились с ними. Остальные – сразу платить.

– Как и всегда, как и всегда, – покивав, воевода неожиданно строго зыркнул на собеседника. – А жаловаться не побегут? А, Ларион? Вдруг да князь их наветам внемлет? Всякое бывает, врагов да завистников у нас много. Чай, непростые люди, язм – воевода, ты – старший дьяк.

– Не побегут, – поспешно успокоил Ларион Степаныч. – Из-подо льда-то не выберутся!

– Так ты их в прорубь, что ли?

– А куда ж? Слава Господу, есть еще верные люди, – дьяк набожно перекрестился на висевшую в красном углу икону в добротном серебряном окладе. – Кстати, господине Иване Кузьмич, надо бы их отблагодарить, людей-то. Манефу-колдунью взяли, пытали, да на казнь. Большое дело сладили! Мы на колдунью-то не только мор да глад, но и купчишек повесили… тех, кто «лишнего» платить отказался. И нашли же словцо – «лишнее»! Вот пущай теперь под водой подумают, хе-хе-хе.

– Дак серебришко для людишек твоих сейчас оставить? – пригладив бороду, спросил воевода.

– Сейчас, господине. Как раз ближе к ночи верный человечишко с докладом явится. Может, еще и сеструху Манефину – Серафиму, возьмем!

– Серафиму? – удивился Иван Кузьмич. – Она что, тоже волхвица?

– Волхвица – и кудесница, и ведунья, и чаровница. Мнози грехи на ней, если схватим, сам митрополит благодарен будет.

– Иди ты – митрополит! – скептически скривился воевода. – Можно подумать, он про эту Серафиму ведает.

– Не ведает, так проведает. Как доложить, – ухмыльнувшись, старший дьяк заложил руки за спину и прошелся по горнице. – О частоколе осмелюсь напомнить – подгнил частокол-то, а ведь совсем недавно бревна меняли.

– Ну и подгнил! – поведя плечом, гость нервно прищурился. – И что? Князь наш, Белозерский, сам же и велел – побыстрее да подешевше ладить. Вот и сладили.

– А серебришко-то на Москве выпросили. А вдруг да князь ярыжку своего пришлет – посмотреть, глянуть?

Побелев лицом, воевода гневно замахал руками:

– Эй, эй, ты что такое несешь-то, Ларионе!

– Я говорю вовсе не о том, что обязательно будет, а о том, что может быть, – невозмутимо пояснил дьяк. – А нам надобно сделать, чтоб не было. Чтоб никакой опасности, чтоб спокойно все, как говорят – шито-крыто.